— Да что может случиться?
— Что угодно. «Кресты» есть «Кресты»! И опустить могут, и почки отбить. Возьмет пацан да удавится с горя. И что? Все сначала? Нет, Петрович, давай думать, где нам его драгоценное здоровье до суда сохранить и упрочить. Он у нас кто? Главарь националистической банды. Хладнокровный убийца по идейным соображениям. Таким и должен предстать перед судом.
— А если расклеится? Начнет на суде от всего отказываться?
— А мы для чего? Он из клетки только таращиться должен и ни слова! Зачем ему, ярому противнику демократического режима, с судом сотрудничать? Чистосердечного нет? Нет. То есть не раскаялся. Значит, молчаливый афронт.
— Ясно. Тогда, может, мы его прямо там, в больнице, до суда подержим? С врачами я договорюсь, найдем какую-нибудь каморку, пусть выздоравливает.
— Хороший вариант. Только никто, главное — пресса, не должен знать, что он там, а то поднимут вой, что больного в суд тащим, еще и освидетельствование потребуют. Для всех он в «Крестах», в одиночке. И давай там поторопи с судом. Что адвокат?
— Стажер из коллегии. Сам всего боится.
— Государственного обвинителя назначили? Проследи, чтоб не сосунка какого-нибудь. Пылать негодованием должен! Клеймить и обличать!
Елисеев ушел исполнять. Как и положено: он, полковник, ставит задачи, а все остальные их исполняют. Причем, Стыров довольно потер руки, ни единая душа на свете и не догадывается, чью именно волю претворяют в жизнь службисты его подразделения. Президента? Правительства? Генералов? Вот вам! И полковник, выбросив над столом правую руку, рубанул себя по сгибу локтя ребром левой ладони, изобразив интернациональный жест, означающий в всем мире одно и то же — безусловное превосходство победителя.
* * *
Сегодня с утра Ване опять поплохело. Сильно, просто невыносимо, заболела отсутствующая рука. Как начала гореть от локтя, потом ниже, следом кисть скрутило и аж в ногтях запекло, будто под них кто стал иголки раскаленные вгонять. Это еще спросонья случилось, Ваня левой рукой, здоровой, правую хотел к груди прижать, побаюкать, как Катьку маленькую, когда капризничала. Сунулся, а возле ребер — пустота. А выше — культя. И тут снова так скрутило, что Ваня застонал во весь голос, почти заорал. Нет, наверное, все-таки именно заорал. Потому что прибежала медсестра: что? как?
— Рука… — хрипит Ваня, — так болит, хоть режь!
Медсестра странно на него посмотрела и позвала докторшу. А та, послушав Ваню, сказала странную фразу: «Фантомные боли» — и велела сделать укол. Засыпая, потому что боль вымотала хуже некуда, Ваня никак не мог понять, как так может быть: руки нет, а он ею мается… Укол делают, и все проходит, хотя рука ведь новая так и не выросла? Как лечат то, чего нет? А как болит то, чего нет? На этот вопрос Ваня ответа не нашел. И потому что не знал, и потому что размышлять у него всегда получалось плохо, а уж в таком состоянии тем более.
Когда он второй раз проснулся, санитарка напоила его киселем. Кисленьким таким, розоватым. Вкусным. Мать дома кисель никогда не варила. А вот бабушка в детстве — часто. Нарвет смородины в огороде и заварит кисель. Ваня пьет, а ягоды прямо на языке лопаются! Кислые, щекотные. Объедение!
— Ну, что, Иван, как себя чувствуешь? — Следователь Зорькин. — Говорят, на поправку пошел? Скоро переводить тебя будем.
— Куда? — Ваня аж затрепетал. — Домой?
— Домой? — нехорошо улыбнулся следователь. — Твой дом теперь — тюрьма. И только от тебя зависит, сколько ты там пробудешь. Расскажешь на суде все честно — скостят срок, будешь запираться — на всю катушку отмерят, не поглядят, что ты без руки.
— Чего говорить-то? — мрачнеет Ваня. — Не знаю я ничего. Не помню.
— Не помнишь? Ну, допустим. А кто такие скины, помнишь? Ты же скинхед, так?
— Так, — кивает Ваня.
— Ну! Значит, знаешь, за что борешься. За что?
— За родину, за Россию.
— А чего за нее бороться? Она тысячу лет была и еще столько же будет. Кто на нее посягает?
— Черножопые! — выплевывает Ваня ненавистное слово, вкладывая в него всю ненависть. — Жиды и большевики.
— Во как! — удивляется Зорькин. — Ну, жиды, то есть евреи, понятно. Они есть и будут, как и любой другой народ, а большевики-то откуда?
— Оттуда! — В Ваниной голове сами собой возникают фразы, слышанные миллион раз в организации, заученные наизусть, как главы из школьных учебников. — Жиды и большевики Россию продали. Когда мы придем к власти, всех перестреляем и перевешаем!
— За что?
— Типа, вы не знаете? — Ваня смотрит на следователя с недоверчивым сожалением: включил дурку и думает, что всех обхитрил. — Все беды России от большевиков. А большевики — это жиды. Про еврейский заговор даже в школе проходят. Весь мир хотят захватить! Они и устроили революцию.
— А почему именно у нас, в России? Не в Америке, например?
Зорькину, Ваня видит, страшно интересно с ним разговаривать. Как про жидов базар пошел, так следак и про организацию забыл, и про драку. Видно, тоже из сочувствующих, только показать не может, стесняется.
— Да потому что Америка сразу под них легла. И только истинно русские им сопротивлялись. Царь жидов в резервации, как индейцев, селил, в институты не пускал, жениться на русских не разрешал, вот они и озлобились. Думали, царя скинут и сами заживут как цари. А в России богатства сколько! Нефть, золото, бриллианты! Все забрать хотели! Ленина к нам заслали.
— Ленин разве тоже жид?
— А кто? — Ваня уничижительно хмыкает. — Самый натуральный! И Карл Маркс, и Энгельс, и Троцкий, и Дзержинский — все жиды! Всех их к нам из-за границы заслали. Ленина из Финляндии, Дзержинского из Германии, Троцкого из Мексики.
— А Карл Маркс?
— Он из Германии всем руководил, типа масона. Если б не Сталин, кирдык бы России!
От последней Ваниной фразы очечки следователя подпрыгнули на лоб и упали на пол.
— А Сталин — не жид? — странно севшим голосом интересуется он.
— Сталин — осетин, алан по-правильному, то есть ариец, как и мы, русские.
— А мы — арийцы?
— А кто? — Следак начинает вызывать у Вани чувство жалости. Ничего мужик не знает. Ничего! Жертва совковой пропаганды, как и его мать. — Русские — самые первые арийцы, а уж немцы потом от нас пошли. Только они про своих предков всегда помнили, а у нас эта информация была засекреченной. Даже чухню про Дарвина придумали, будто мы от обезьян произошли, чтоб никто не вспомнил, кто мы есть на самом деле.
— А на самом деле мы…
— Арийцы! Суперраса! Белая сила. Хозяева жизни.
— Ладно… — Следователь, видно, справился с волнением и теперь снова смотрит на Ваню во все глаза. — А почему тогда ариец Сталин столько русских уничтожил?