— После того, как выполнишь!
— Говори, записываю!
— Чего записываешь? — оторопела Алка.
— Условие, тьфу, черт, прости.
Отец, похоже, сам себя застеснялся, чем удивил Алку второй раз подряд. По крайней мере, подобные заискивающе-извинительные интонации она слыхала от него впервые.
— Значит, так, — девчонка вдруг поняла, что родитель с маху попался на крючок, — Ваню Баязитова надо оправдать. Совсем. Чтоб его выпустили прямо в зале суда как невиновного. Тогда я вернусь.
— Аллочка, — отец не то подавился, не то всхлипнул — что ты говоришь? При чем тут я?
— Притом. Сам знаешь. Не хочешь, не надо, адье, амигос!
— Постой, Аллочка. Ты не понимаешь. Ты еще маленькая и не понимаешь. Я не могу. Он же убийца. Там суд решает.
— Пока, — холодно попрощалась Алка, не торопясь отключаться. — Привет родным.
— Стой! — завопил отец. — Не бросай трубку! Я постараюсь что-нибудь придумать! Давай встретимся. Все обсудим. Вечером дома.
— Папахен, — уничижительно протянула дочь. — Ты чё, совсем уехал? Нашел лохушку! Я тебе сказала, вернусь, когда все сделаешь.
— Ну, не хочешь дома, — заторопился отец, — давай встретимся на нейтральной территории, в кафе, например. Посидим, поговорим спокойно. Я к тому времени что-нибудь соображу.
— В кафе? — Алка задумалась. Конечно, рано или поздно, хоть сейчас, хоть после Сочи, домой возвращаться придется. Но возвращаться надо победителем, чтоб пикнуть не смели про свою Швейцарию! С другой стороны, отец хитрый, как сто китайцев! Приведет с собой в кафе охрану, она и оглянуться не успеет — свяжут по рукам и ногам и в самолет. С третьей стороны, что она — полная дура? Мало фильмов смотрела, как агенты встречи назначают? — Можно и в кафе, — проронила дочь замершему в ожидании отцу.
— Где, когда? — заторопился он.
— Щас! Так я тебе и сказала! Чтоб ты туда ментов нагнал!
— Да ты что, Аллочка…
— Короче, вечером позвоню. Часов в восемь. Скажу, где стрелканемся. Смотри, если увижу за тобой хвост, выпью яду. У меня цианистый калий с собой.
— Аллочка, — снова завопил отец. — Деточка! Я клянусь!
— Пока, — отключилась девушка.
Клуб «Грибоедов», бетонной бородавкой торчавший на пустом пятаке среди кривеньких улочек Лиговки, Алка выбрала не случайно. Долго думала, куда зазвать отца. Придумала. Во-первых, в «Грибоедов» люди типа папахена никогда в жизни бы не пошли, у бабки вообще кондрашка случилась бы, если бы вдруг она оказалась в этом мрачном, пропахшем пивом и табаком подвале. Во-вторых, в «Грибоедове» был жесткий фейс-контроль и натасканные охранники на раз отличали «свою» публику от ненужной, чужой, особенно ментов или каких других контролеров.
В этом клубе, как и в других подобных местах, в открытую баловались травкой и прочими воодушевляющими средствами, потому чужаку попасть сюда было сложно. Алка-то как раз была в доску своей, почти всю обслугу знала по именам и, главное, вполне могла ускользнуть через черную лестницу.
В-третьих, если встать за темным углом у входа, то тебя ни одна собака не различит, зато ты все подступы к клубу увидишь как на ладони.
Алка смотрела, как, точно повинуясь ее указаниям, отец отпустил такси на ярко освещенном перекрестке улиц Воронежской и Заслонова и пошел вперед, в темноту, к клубу. Ни других машин, ни посторонних фигур на улице не наблюдалось. Мужчина дошел до обозначенного дочерью дерева под фонарем. Остановился. Алка подождала еще пару минут, выскользнула из-за угла, схватила его за руку: «Пошли!»
— Аллочка! — просто ополоумел от радости тот. — Деточка! Как ты?
— Нормально. — И она подтолкнула остолбеневшего от счастья родителя ко входу.
— Мест нет, — сообщил равнодушный секьюрити, внимательно оглядев хорошо одетого немолодого мужчину.
— Это со мной, — вывернулась из-за спины Алка.
— Другое дело, — расплылся в улыбке грибоедовский страж и посторонился.
В тесном предбаннике за дверью было влажно и душно. Мрачные, ободранные стены. Узкая лестница, ощерившаяся прямо в темную пропасть.
— Аллочка, может, куда-нибудь в другое место, — заволновался Корнилов. — Уж больно тут…
— Билет купи, — приказала дочь. — Вон касса.
— Билет? — изумился отец. — Тут что, еще и за вход платить надо?
— У нас приличное заведение, — сообщил второй охранник, перекрывавший лестницу. — Живая музыка.
Корнилов покорно купил два билета. Они сели за вторым столиком от входа. Отец — спиной к барной стойке. Алка, наоборот, лицом.
— Что, папахен, не нравится конюшня? — ухмыльнулась дочь, четко уловив неуверенность и беспокойство родителя. — Конечно, это тебе не «Астория»!
— Как-то тут очень уже грязно, — выдавил Корнилов, — и публика…
— Нормальная публика, — скривилась девушка. — Очки-то солнечные снимешь или так и будешь как на пляже сидеть? Ничего же не видно.
— У меня глаза болят, — соврал отец, поправляя на переносице стильные вытянутые стеклышки.
— Смотри, — качнула головой Алка, — ты же черный, как индус. Или араб. А еще в очках, не видно даже, что у тебя глаза голубые.
— И что? — не понял отец.
— Ничего. Предупреждаю на всякий случай.
Алка и в самом деле не имела в виду ничего плохого, просто за спиной Корнилова, у барной стойки, пили пиво четыре знакомых бритых парня, дошедшие уже, судя по возбужденным громким голосам и частоколу матов, до вполне определенной кондиции. Вот Алка и ляпнула, не задумываясь.
— Доченька, — начал отец, — ну зачем ты нам всем устраиваешь такие испытания? Три дня неизвестно где…
— Кому неизвестно? — поинтересовалась девчонка.
— Ладно, давай поговорим как взрослые.
— Давай, — кивнула Алка. — Пива закажи. Тут же не изба-читальня, чтоб всухую сидеть.
Пиво принесли быстро, и Алка сразу выдула треть стакана — пить хотелось, Корнилов даже не притронулся.
— Аллочка, — он снова поправил очки, — ты должна вернуться домой.
— Кому должна? — спросила Алка, делая новый большой глоток.
— Пойми, — продолжил отец, — я занимаю слишком высокое положение в городе, чтоб ты могла позволить себе такое поведение. Уже одно то, что твое имя фигурировало в уголовном деле этого убийцы…
— Он не убивал! — вскинулась Алка. — Хочешь, поклянусь?
— При чем тут твои клятвы? — поморщился Корнилов. — Его вина полностью доказана материалами дела, показаниями свидетелей… Пойми, если мы сейчас не отправим тебя за границу, в твоих же интересах, заметь, то под угрозой окажется не только моя работа, а все твое будущее — учеба, карьера, жизнь.