– Бамалама, – медленно, с чувством, произнес Брейгель.
– Чего? – непонимающе сдвинул брови парень.
– Бамалама, – быстро повторил квестер. И, обернувшись назад, крикнул: – Бамалама, Док! Мы его нашли!
– Кого?
– Разлом!
– И что теперь? Устроим по этому поводу пикник? – Двигавшийся следом за Брейгелем Олег Игоревич как следует подтолкнул квестера: – Шевелись! Не один тут!
Брейгель прижался к стене круглой камеры, давая Самсонову возможность выбраться в широкий проход. Сам он при этом не спускал взгляд с черного амебообразного пятна, прилипшего к противоположной стене. Присутствие пространственно-временного разлома однозначно указывало на то, что они находились в самом центре аномальной зоны. Влияло ли это как-то на восприятие Яном Брейгелем действительности? Да, в общем-то, нет. Он уже повидал немало разломов. Все они были похожи друг на друга. И от каждого из них веяло космической пустотой и безнадегой. Брейгель потому и не любил разломы, что рядом с ними у него всегда возникало чувство вселенской безысходности. Казалось, что черная дыра засасывает в себя весь мир. Медленно, почти незаметно. И процесс этот невозможно ни остановить, ни обратить вспять. Вселенский хаос брал верх над упорядоченностью человеческого разума. И с этим невозможно было поспорить. Потому что на фоне Вселенной человек был не муравьем, и даже не кишечной палочкой, а чем-то вообще настолько мелким и незначительным, что при одной только мысли об этом делалось невыносимо грустно. Кому приятно осознавать собственное ничтожество? Даже бледной спирохете стало бы до слез обидно, понимай она, в чем тут дело. Ну, и со слезами у нее, конечно, проблемы. Хотя суть, понятное дело, вовсе не в этом…
– Эй! – Орсон поводил пальцем перед носом у Брейгеля. – О чем задумался?
– Да так, ни о чем, – отмахнулся стрелок.
– Разлом, – указал стволом автомата на черное пятно англичанин.
– Он самый, – кивнул Брейгель.
– А мы, как идиоты, наверху искали. – Орсон окинул взглядом круглую камеру. Провел рукой по гладкой стенке. – Здорово. Должно быть, эта полость образовалась в момент появления разлома.
– Какой в этом смысл? – пожал плечами Брейгель.
– В чем именно? – спросил, выбравшись из лаза, Осипов.
– В том, чтобы спрятать разом в глубине мусорных отложений.
– На глубине тысяча девятьсот тридцать седьмого года. – Семен Семенович протянул квестерам газетную страницу, на которой была проставлена дата выпуска.
– «Красная Звезда», – прочитал Камохин. – От пятого октября одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года. – Он посмотрел на остальных и зачем-то добавил: – Вторник. – Не услышав ничего в ответ, Камохин опустил взгляд на страницу и принялся читать: – «В Московской партийной организации врагам рабочего класса, этим предателям, убийцам, троцкистам, удалось также вести свою гнусную контрреволюционную работу, а отдельным из них даже пробраться в руководящие органы Московской партийной организации. У нас оказался враг троцкист – бандит Фурер, который покончил жизнь самоубийством, потому что он чувствовал, что к нему потянулись нити, что он был бы разоблачен как враг. Желая скрыть следы своей преступной работы и этим самым облегчить врагам борьбу с нашей партией, он всячески запутывал эти нити, покончив даже жизнь самоубийством…»
– Весьма поучительно, – перебил его Орсон. – Но у нас сейчас две тысячи шестнадцатый год. И мы в аномальной зоне. Рядом с мерзким пространственно-временным разломом. Вопрос: что мы тут делаем? И сразу же второй: как долго мы собираемся здесь оставаться?
– В самом деле, парни, – улыбнулся квестерам Гелий Петрович. – Если вас интересуют новости тридцать седьмого, так у нас там, внизу, полно этой макулатуры.
– Мы ищем пакаль. – Осипов достал из кармана дескан. Так, на всякий случай. Однако, взглянув на дисплей, понял, что сделал это не зря. – И пакаль рядом с нами.
– Еще один пакаль? – удивился Камохин.
– Полагаю, что тот же самый.
– Но он же остался там, – Брейгель указал в ту сторону, откуда они пришли.
Осипов развел руками. Молча, но весьма красноречиво. Он тоже понятия не имел, как такое могло быть. Однако на дисплее дескана горела лишь одна красная точка, обозначающая местоположение пакаля. И это было то самое место, где они сейчас находились.
– Хочешь сказать, что пакаль перемещается вместе с нами? – озадаченно прищурился Камохин.
– Я лучше промолчу, – благоразумно уклонился от ответа Осипов.
– Слушайте, парни, что вы, вообще-то, ищете?
Вопрос Гелия Петровича был адресован всем квестерам, но обращался он при этом персонально к Камохину, поскольку был с ним знаком. А следовательно, мог рассчитывать на более доверительные отношения, нежели с остальными.
После недолгого колебания Камохин ответил:
– Пакаль – это такая квадратная металлическая пластинка с выгравированным узором.
– Эта, что ли?
Гелий Петрович достал из заднего карман джинсов квадратную пластинку, найденную Володей.
Камохин едва не выхватил пакаль из рук Изюмова. Но все же удержался.
– Где вы его нашли?
– Здесь, в бумагах. Когда рыли проход.
– Вы разрешите? – взглядом указал на пакаль Осипов.
– Берите, конечно. – Гелий Петрович протянул ему пакаль. – Мне эта штука вроде как ни к чему. Была бы плоской – можно было бы горячую кружку на нее ставить. А так…
Изюмов махнул пакалем и отдал его Осипову.
Тот посмотрел на осьминога, выгравированного на выпуклой стороне пластинки.
– Такой нам еще не попадался, – сказал он и передал пакаль Орсону.
– О, морская тема! – улыбнулся англичанин.
– Что это за штука такая? – спросил Гелий Петрович у Камохина.
– Артефакт, появляющийся в аномальной зоне вместе с разломом, – ответил квестер.
Ответ был не то чтобы неубедительный, но явно неполный.
– И зачем они вам нужны? – снова спросил Изюмов.
– Это… что-то вроде игры, – подумав, ответил Камохин.
– Так вы что же, играть сюда пришли? – недоумевающе вскинул брови Гелий Петрович.
– Не совсем. – Камохин наморщил лоб, решая, как бы коротко и ясно все объяснить. – Необходимо собрать определенное число пакалей и сложить их в заданном порядке для того, чтобы увидеть, что нарисовано на обратных их сторонах.
– И что тогда?
– А вот этого, увы, никто пока не знает, – ухмыльнулся Камохин.
Гелий Петрович озадаченно поскреб ногтем висок. То, что говорил Игорь, было очень странно. Хотя все же не более, чем исчезающие у тебя на глазах киберпауки и наноботы, лечащие неизлечимые болезни. Такие, например, как цирроз печени и старость.