Факс я отдал на конторке вместе с долларом и спросил, может ли портье отправить его немедленно, а оригинал вернуть мне.
– Извините, сэр, – ответил он. – Аппарат очень занят. Это займет час или два. Я отправлю, а оригинал пришлю вам в номер.
Мы это уже проходили в "Гранд-отеле" в Нячанге и там как-то выкрутились. Но здесь я выкручиваться не собирался. Можно было, конечно, пойти на почту, но там ксерокопии для полиции снимали прямо на глазах у клиентов. В любом случае мой факс Карлу был чистым, а я спешил. Поэтому я оставил его портье. Затем пошел в кассу, отдал пятьсот долларов дорожными чеками, а взамен получил что-то около двух триллионов донгов.
Сьюзан в вестибюле не оказалось. Я не хотел спрашивать, получила она номер или нет, – просто стоял и ждал.
В вестибюле толпилось много людей – естественно: суббота, канун Тета. Все белые, и судя по одежде, большинство – европейцы.
Я заметил нескольких мужчин среднего возраста, явно американцев и явно ветеранов. Для американцев они были вполне прилично одеты – длинные брюки, рубашки с воротничками, пиджаки. У одного борода на манер Хемингуэя. Он показался мне знакомым, словно я видел его по телевизору.
Я научился строить ученые догадки о людях – зарабатывал этим на жизнь. И теперь решил, что эти ребята – бывшие офицеры, армейские или из морской пехоты: в них не было неряшливой небрежности летчиков и выправки моряков. Скорее боевые ветераны, а не тыловики. Все со временем стали обеспеченными людьми и теперь собрались и решили, что им пора поехать во Вьетнам. Возможно, они взяли с собой жен, но сейчас стояли одни. Тип с бородой принял волевое решение, и все повернули в сторону ресторана. Я последовал за ними.
Бара не оказалось. Поэтому я сел лицом к двери за коктейльный столик. В это время мне надлежало быть в иммиграционной полиции, но я решил, что она подождет. Пошли они подальше.
Подошла официантка. Я заказал "Сан-Мигель", подумал и попросил принести вторую бутылку.
– Кого-нибудь ждете? – спросила она.
– Да.
Официантка положила две салфетки и поставила вазочку с орешками.
Я посмотрел на часы, затем перевел взгляд на дверь. Сьюзан была не из тех, о ком следовало беспокоиться, если речь шла о простых действиях, вроде того чтобы взять из аэропорта такси. Все дело в пистолете. Выборочная проверка, авария на дороге – ее обыщут и предъявят самое страшное обвинение. Несмотря на свою работу, я не схожу с ума по поводу оружия, но могу понять, почему стольких американцев заботит закон о его ношении.
Интересно, что сталось с миллионами "М-16", которые мы передали южновьетнамской армии? Я не заметил ни одной американской винтовки – военные и полицейские были вооружены русскими "АК-47", которые полюбились вьетнамцам во время войны. Может быть, эти самые "М-16" завернуты в целлофан и спрятаны на рисовых полях. А может быть, и нет. Здесь страна безоружного населения и вооруженных полицейских и солдат. Поражение было полным, и вероятность сопротивления ничтожная. Я вспомнил фотографии из Музея американских военных преступлений: массовые расстрелы непокорных племен и бывших южновьетнамских солдат. Ханой шутить не любил.
Но где же все-таки Сьюзан?
Принесли пиво. Официантка поставила два стакана. Я подписал счет и дал ей доллар. Я выпил немного пива, попробовал орешков, но все время поглядывал то на часы, то на дверь.
До меня доносились голоса тех трех соотечественников, и чтобы отвлечься, я стал прислушиваться, о чем они говорили. Но слышал только обрывки фраз. Однако разобрал характерные военные словечки и понял, что не ошибся. Один что-то сказал о вертушках, и я понял, что он говорил об эвакуации раненых на медицинском вертолете, другой рассказывал, как их накрыло – то ли артиллерия, то ли ракеты. Третий вспомнил, как заиграло при этом очко, то есть от страха подвели солдатские сфинктеры. Все рассмеялись.
Явно боевые ветераны. Я посмотрел на них – ребята хорошо проводили время. Старики, как я, они снова здесь, как тогда, когда пытались врезать врагу по яйцам.
Интересно, испытывали ли они то же странное чувство отчуждения, что и я – на крыше гостиницы "Рекс" и вот теперь здесь, в фешенебельном отеле на берегу реки Перфум, где морские пехотинцы закапывались в песок, спасаясь от огня, и отвечали через реку противнику. Я решил: когда треплешься, то заглушаешь в себе отзвуки пулеметных очередей и свист ракет. Но если сидишь молча, как я, то слышишь грохот из прошлого.
К этому времени Сьюзан должна была явиться. Я решил, что пора справиться у портье. И только поднялся, как появилась она. Мы чуть не столкнулись в дверях.
– Где, черт возьми, тебя носило? – спросил я вместо приветствия.
– Я тоже рада тебя видеть, – ответила она.
– Я о тебе беспокоился.
– Извини. Надо было привести себя в порядок.
На Сьюзан была одна из шелковых блузок, которые она купила в Нячанге, черные брюки и сандалии. Она явно успела принять душ и подкраситься.
– Я бежал сломя голову, – проворчал я, – а ты нежилась в ванне с пеной.
– Давай я угощу тебя выпивкой.
Я повернулся, возвратился к столику, сел и отхлебнул пива. Сьюзан устроилась напротив.
– Это мое пиво?
– Само собой.
Она налила себе в стакан, взяла из вазы несколько орешков и один бросила в меня. Попала точно в лоб.
Откинулась на спинку, глотнула пива и закурила.
Теперь будет молчать, пока я не успокоюсь. Я знаю женщин – они все такие.
– Я мог бы успеть на массаж, если бы знал, что ты будешь так долго нежиться.
Сьюзан бросила в меня еще один орех.
– Мы собирались встретиться, как только... Ладно, проехали. Где ствол?
– В надежном месте.
– А именно?
– У меня под кроватью.
– Ты ненормальная?
– Нет. И не глупая тоже. Я вышла в сад и зарыла его в пластиковом пакете.
Я немного успокоился и саркастически спросил:
– А ты хоть помнишь, где его зарыла?
– Под райскими птицами. Сделала вид, что нюхаю цветы.
– Тебя никто не видел?
– Надеюсь, что нет.
– И отпечатки пальцев стерла?
– Только свои. А твои оставила.
Я заказал еще пива и заметил, что американцы косились на Сьюзан – пялились и делали замечания. Какие все-таки свиньи мужчины.
– Пришли какие-нибудь сообщения? – спросила она меня.
– Да. От К. Он хочет, чтобы я от тебя избавился.
– Какое это теперь имеет значение?
– Никакого. Тема закрыта. А тебе были сообщения?
– Никто не знает, в какой я гостинице.