Вьетнамец поклонился.
– Я могу это делать только для тех американцев, которые здесь воевали.
– Я не воевала, – возразила Сьюзан, – но, глядя на вас троих, ощутила, будто сама здесь была.
– Вы полагаете, – огорчился Тед, – что мне следовало взять с собой жену?
– Конечно. Приезжайте с ней завтра.
Тед прикусил губу и кивнул.
– Она хотела поехать. Это я ее отговорил.
– Ясно, – проговорила Сьюзан и что-то сказала по-вьетнамски Траму.
Тот ответил. Мы все пожали друг другу руки. Тед пошел к своему автобусу, а вьетнамец, видимо, домой. Мы возвратились в машину, и я приказал Локу:
– Теперь в Куангчи.
Машина выехала на шоссе № 9, и мы направились на восток, назад к побережью, туда, где я провел большую часть времени во Вьетнаме и где меня выбросили с вертолета в центре еще одного кошмара.
– Невероятно, какая встреча! – сказала мне Сьюзан.
Я промолчал.
– Ты сам-то как?
– Прекрасно.
– Пол, как ты думаешь, почему тебе удалось выжить.
– Убей, не знаю.
– Вот Трам остался жив, хотя половина его товарищей погибли. Тед Бакли тоже. И ты. Что это: судьба? Умение? Или удача?
– Честное слово, понятия не имею. Если бы мертвые могли говорить, они бы объяснили, почему погибли, а у живых ответа нет.
Сьюзан взяла меня за руку, и мы молча ехали по дороге через Кесанг, что в переводе означает Зеленая долина. И я почувствовал, какая злая ирония содержалась в этом названии для двадцати тысяч северовьетнамских солдат, которые видели, как эта долина краснела от их крови, как серела земля, превращаясь в пепел после разрывов бомб, а затем чернела от разлагавшихся трупов.
А южные вьетнамцы – те, кто сражался за свою родину? Не пожалели ли они, что позвали американцев? Ведь никто не умеет так надежно сровнять с землей все, что над ней возвышается, как американцы. И разрушения, которые оставили гости, оказались сверх всяких ожиданий хозяев.
А те шесть тысяч американцев, которых окружили на базе в Кесанге? Наверняка недоумевали, каким образом оказались в самой середине этой преисподней на Земле.
В результате Кесанг – Зеленая долина превратилась в военную легенду, как "Замок Монтесумы" [74] , «Берег варваров» [75] , Окинава [76] , Иводзима [77] и другие политые кровью точки мира.
Но для Первой воздушно-кавалерийской потери оказались достаточно легкими. Мы объявили о победе, получили на полковое знамя очередной вымпел, благодарность от президента и улетели в долину Ашау, где в тумане и мраке нас ждала новая судьба.
Я посмотрел в окно – окрестности снова зазеленели. Жизнь вернулась в эти места. Кофе и овощи росли на костях. Оставалось надеяться, что человечество двигалось в лучшую сторону.
Там, на плато, я, Тед Бакли и Трам слышали в посвисте ветра голоса призраков и дальний зов горна, который расколол тишину ночи и разбудил зверя в сердцах людей.
Мы ехали дальше по шоссе № 9. Я заметил на склонах целые акры огня и дыма, словно опять началась война, но потом вспомнил, что некоторые горские племена практиковали гаревое земледелие.
Долина стала шире, склоны отступили. Чем дальше мы продвигались на восток, тем менее зеленым становился пейзаж. По сторонам простирались поросшие кустарниками пространства и иногда скудные крестьянские поля. Я видел эту картину с воздуха, когда армада вертолетов красивым, точным строем несла нас к месту высадки на холмах в окрестностях Кесанга.
– ДМЗ [78] в пяти километрах отсюда, – сказал я Сьюзан. – А этот клочок земли к югу от ДМЗ, от побережья до лаосской границы, был зоной операции морской пехоты. Морские пехотинцы построили несколько баз от Куавьет на побережье до Кесанга на востоке и десять лет дрались за эту территорию. Они шутили, что ДМЗ – это там, где Долбят Моряцкие Задницы.
– Здешняя земля всегда казалась такой суровой? – спросила Сьюзан.
– Не знаю, – ответил я. – Не исключено, что это результат применения дефолиантов, напалма и мощных взрывчатых веществ. Девизом химических войск был: "Только мы умеем очищать леса". Тогда мне это казалось забавным, но потом я перестал смеяться.
Мы подъехали к бывшей базе морпехов Рокпайл. Она открылась перед нами на семисотфутовой высоте, когда дорога опять повернула на восток.
А дальше мы увидели указатель на грязную дорогу – "Кэмп-Кэролл". Оттуда вывернул микроавтобус с надписью на борту "ДМЗ-тур".
– "ДМЗ-ленд", – буркнул я. – Когда в семьдесят втором году у меня случился второй раунд вьетнамской эпопеи, Кэмп-Кэролл передали южновьетнамской армии. Это была часть попытки перевалить всю войну на плечи южновьетнамцев. Но во время пасхального наступления комендант сдал базу северянам без единого выстрела. Когда мы узнали об этом в Сайгоне, то сначала не поверили. Весь гарнизон просто сложил оружие.
И тогда я понял: как только Южный Вьетнам покинет последний американский солдат, война будет проиграна и, значит, американская кровь проливалась здесь напрасно.
Мы проехали город Камло – вот его уж точно никогда не напечатают на почтовых открытках. У кафе стояло несколько автобусов "ДМЗ-тур".
– К северу отсюда была база Контьен, – сказал я Сьюзан, – что, как ты знаешь, значит гора Ангелов. Там был убит мой школьный приятель.
База осталась позади – мы продолжали движение на восток, к побережью.
Пейзаж не менялся к лучшему, а небо еще больше посерело.
По сторонам стали попадаться домики, впереди возник вполне пристойный четырехэтажный каменный отель и над ним плакат: "Приглашаем посетителей ДМЗ. Ресторан на крыше. Осматривайте с высоты ДМЗ".
– Дунг лай, – обратился я к Локу. Он обернулся и нажал на тормоза.
Мы со Сьюзан вошли в гостиницу, которая носила название "Донг труонг сон". Вестибюль оказался небольшим, но новым. И нам удалось подняться на крышу на единственном в здании лифте.