– Кого? Проституток? – не понял я.
– Да нет, жен. Но они не идут. Боятся ходить по городу одни. Нам всего-то и нужно – несколько часов.
– Наймите им в отеле женщину-переводчицу.
– Слышишь, Фил, он тоже так считает. Возьмем им гида и освободимся.
Я порекомендовал "Манки-бар" – настоящие проститутки, только не платите больше пяти баксов, правда, официанткам и барменшам на несколько долларов больше. А потом отведите жен поужинать к "Максиму".
Они тут же составили заговор и ударили по рукам. А я подумал, уж до чего армейские испорчены, а летуны и того хуже. И, припомнив старую военную шутку, спросил:
– Знаете разницу между свиньей и военным летчиком?
– Нет.
– Свинья в отличие от него по ночам спит, а не лезет из кожи вон, стараясь трахнуть пилота.
Все дружно грохнули. Ну дает! Обхохочешься!
Пошел второй час. Мне понадобилось отлить, и я извинился.
Мужской туалет располагался в коридоре, который вел в другой, такой же людный зал. Когда я вышел оттуда, то обнаружил, что меня ожидала Сьюзан.
– Позади здания есть сад, – сказала она. – Мне надо немного подышать свежим воздухом.
– А почему бы нам совсем не уйти?
– Уйдем. Только дайте мне минуту посидеть.
Сьюзан провела меня в огороженный садик, где располагалось небольшое кафе. На столиках горели свечи, на деревьях висели бумажные фонарики. Здесь было тихо и не так шибало в нос.
Мы сели за свободный стол. Я обвел взглядом сидящие вокруг держащиеся за руки пары. И понял: это место было нечто вроде пост-апокалипсиса, куда попадаешь после того, как умер.
И еще я почувствовал в воздухе запах благовоний и горящей конопли. И заметил танцующие вокруг столов светлячки, когда там затягивались и балдели. И впервые за двадцать лет меня потянуло на косячок.
– Вы, кажется, повеселились, – сказала Сьюзан.
– Славные ребята.
– И их жены тоже. Все хотели выяснить, спим мы с вами или нет.
– Неужели все женщины таковы? Один только секс, секс, секс?
– Мы не говорили о сексе. Мы разговаривали о мужчинах.
– А разве это не одно и то же?
– Хотите чаю?
– Какого?
– Настоящего. Все остальное называется БЮО.
Сьюзан подозвала официантку и заказала чай.
Мы сидели в темном саду и молчали. Принесли чайник и дзе крохотные чашечки. Я разлил напиток. Хотя сам я не слишком люблю чай.
Какое-то время мы потягивали горячую ароматную жидкость. Я вдыхал пар, и мои легкие снова обрели способность работать.
Я вымотался, и даже Сьюзан зевала, но время для хорошего ночного сна было безвозвратно упущено, и мы продолжали сидеть и дуть отвратительный чай. Прошло минут десять, и я вдруг понял, что это довольно приятно.
– Знаете, что бы сделало вас счастливым? – наконец спросила Сьюзан.
– Что?
– Если бы вы завтра отправились домой.
Не знаю почему, но я ответил:
– Меня бы сделало счастливым, если бы домой отправились вы. Получилось нечто вроде интимного обмена между людьми, которые даже еще не были близки.
– Вам пора выбираться отсюда, – продолжал я, – пока с вами чего-нибудь не случилось. Я имею в виду, с головкой. – И словно услышал себя со стороны. – Вы беспокоитесь обо мне, а я беспокоюсь о вас.
Сьюзан долго смотрела на мерцающее пламя свечи, и я с удивлением заметил, что по ее щекам покатились слезы.
Мы оба выпили немного лишнего, и эта минута была какой-то нереальной, даже иррациональной. Я понял это и тихо произнес:
– Когда мы были там... по войскам ходила легенда о царстве Гордона. Говорили, что Гордон – полковник спецназа, который отправился в джунгли поднимать племя горцев на войну с вьетконговцами, но там у него поехала крыша, он возомнил себя местным, и совершенно сбрендил. В общем, понимаете: вьетнамский вариант конрадовского "Сердца тьмы" [48] , из которого потом сделали апокалиптический сюжет кино. Но апокалиптический или нет, он служил предупреждением: мы все боялись, что потеряем желание возвращаться домой – сбрендим и никогда не сумеем вернуться на родину. Сьюзан?
Она кивнула и расплакалась. Я подал ей свой платок. Мы сидели и слушали ночных насекомых и доносившиеся из бара приглушенные чувственные мелодии Дженис Джоплин [49] , которые время от времени прерывались громогласным «Полетом валькирий». И я даже не мог себе представить, что вызвало ее слезы.
Я взял Сьюзан за руку, и мы еще немного посидели.
Она вздохнула:
– Извините. – И встала. – Нам пора.
На улице у "Апокалипсиса" мы сели в такси, и я сказал шоферу:
– Донгхой.
Но Сьюзан покачала головой:
– Нам надо в "Рекс". – Что-то приказала водителю, и тот отъехал от тротуара. – Я становлюсь плаксивой, когда слишком много выпью, – объяснила она, пока машина ехала по центру Сайгона. – Но теперь все в порядке.
– Должно быть, в вас есть ирландская кровь, – ответил я. – Все мои родственники и все мои бостонские приятели, когда напиваются, сначала поют "Дэнни-бой", а потом ревут.
Сьюзан рассмеялась и высморкалась в мой платок.
Через несколько минут мы были у моей гостиницы.
– Посмотрим, что там за сообщение, и проверим, не поступило ли чего-нибудь еще, – сказала она, вылезая из такси.
– Не беспокойтесь. Я вам позвоню, если будет что-нибудь новенькое.
– Лучше проверим сразу.
Мы вошли в вестибюль, и я взял у конторки ключ и конверт. Текст по-английски оказался едва разборчивым: Вам надлежит явиться к полковнику Мангу в штаб иммиграционной полиции, в 8.00, в понедельник. При себе иметь проездные документы и план поездок.
Получалось так, что в обмен на план я смогу получить свой паспорт и визу. На месте полковника Манга я поступил бы именно так. Я возбудил его любопытство, вывел из себя, и он захотел меня проучить.
Сьюзан взглянула на листок и снова приняла деловой вид.
– Встретимся завтра утром в вестибюле после того, как вы вернетесь от Манга. А прежде чем уйти, соберитесь, выпишитесь из гостиницы и попросите спустить ваши вещи вниз. У вас может оказаться мало времени. Билеты я принесу с собой или попрошу, чтобы мне их сюда передали. Потом провожу вас до вокзала, до автобусной станции или куда вам понадобится. В любом случае в девять часов я буду здесь.