— Хорошо, приношу свои извинения. Отвечаю на ваш вопрос: Энн не терпела отказа, кода дело касалось ее капризов. Не скажу, чтобы она прибегала к шантажу, но элемент принуждения в ее поведении присутствовал. Кроме того, она любила, когда ей делали дорогие подарки — хорошие духи, модную одежду, покупали авиабилеты. Сами по себе подарки ее не интересовали, но ей нравилось ставить своих ухажеров в затруднительное положение в смысле денег и времени. Я испытал это на себе, и другие наверняка подтвердят. Один из ее способов держать всех в узде... Энн попросила купить ей флакон каких-то особо изысканных духов, не помню, как они называются, и наколола меня на четыре сотни. Пришлось взять деньги в долг в кредитной кассе и целый месяц обедать в нашей столовке. — Он рассмеялся. — Боже, как я рад, что все кончилось.
— Ну, еще не совсем, — возразил я.
— Для меня кончилось.
— Будем надеяться, Билл... Приходилось ли вам из-за Кемпбелл использовать служебное положение?
— Приходилось, но так, по мелочам. Пропуска для ее знакомых, отмена штрафов, наложенных на нее за превышение скорости.
— Не согласен, полковник, это не мелочи.
— Я не оправдываю свое поведение.
Именно это ему предстояло сказать на заседании комиссии по его персональному делу, и это — лучшее и единственное, что он мог ответить: «Мне нет оправданий». Я гадал, как еще Энн компрометировала своих поклонников помимо связи: небольшая услуга здесь, особое разрешение там — кто узнает теперь, чего она хотела и получала. За двадцать лет службы, включая пятнадцать в Управлении по расследованию преступлений, я не сталкивался с моральным разложением такого масштаба на территории военной базы и не слышал о таком случае.
Синтия спросила Кента:
— Значит, генерал не мог положить конец ее выходкам и дистанцироваться от нее самой?
— Нет, иначе он выставил бы себя неумелым и безответственным начальником. Когда генерал понял, что его образцовая дочь с рекламного плаката переспала со всем его окружением, было уже поздно. Он мог исправить положение единственным способом: доложить в Пентагон обо всем случившемся, просить об отставке всего штабного состава, потом уйти в отставку самому... Кемпбелл не совершил бы крупной ошибки, если бы пустил себе пулю в лоб.
— Или убил бы ее, — добавила Синтия.
Кент пожал плечами:
— Может быть. Только не таким зверским способом.
— Хорошо, — сказал я. — У нас много подозреваемых, и вы будете одним из них.
— Готов. Да, я обжегся, но не так сильно, как некоторые другие. Кое-кто был по уши влюблен в Энн, одержим этой страстью и, естественно, безумно ревновал ее к другим. Так ревновал, что мог пойти на убийство. Взять того же молокососа Элби. Неделями ходил как в воду опущенный, когда она не замечала его. Допросите Мура, у него должен быть свой список подозреваемых — разумеется, если убийца не он сам.
Этот подлец все о ней знает, и если он скажет, что его информация не для всех, я суну ему в пасть пистолет и посоветую унести ее с собой в могилу.
— Я действую не так грубо, — сообщил я. — Пытаюсь всего лишь опечатать его кабинет, а потом добиться разрешения перетащить его сюда.
— Нечего с ним церемониться. Для чего у вас наручники? Ну ладно, теперь вы видите, почему я был против того, чтобы задействовать здешнюю группу УРП.
— Вижу. Кто-нибудь из них тоже повязан?
Кент ответил, немного подумав:
— Начальник группы, майор Боуз.
— Вы в этом уверены?
— Спросите у него сами. Он ведь один из ваших.
— Вы с ним ладите?
— Пытаемся.
— В чем проблема?
— В юрисдикции. Почему вы спрашиваете?
— Юрисдикция связана с уголовной деятельностью. Или вы имеете в виду что-то другое?
Кент поднял на меня глаза:
— М-м... У майора Боуза появились собственные замашки.
— Другими словами, он не хотел делиться.
Кент кивнул.
— Это наблюдалось и у других ее дружков, когда Кемпбелл их бросала... Что ни говори, женатые мужчины — свиньи, настоящие свиньи. Никому не доверяйте здесь, Пол.
— В том числе вам?
— В том числе мне. — Кент посмотрел на часы. — Все? Вы хотели что-то узнать у меня?
— Сейчас это уже не имеет значения.
— В таком случае еду домой. До семи утра я буду там, а потом на работе. Звоните, если что... А где я могу разыскать вас?
— Мы оба остановились в гостинице.
— Поеду, жена, наверное, не может дозвониться из Огайо. Еще подумает, что я у какой-нибудь женщины. Доброй ночи.
Когда Кент шел к выходу, мне подумалось, что походка у него стала не такой уверенной, чем когда он входил сюда.
— Просто не верится, — вздохнула Синтия. — Он на самом деле говорил, что Кемпбелл переспала почти со всеми старшими офицерами на этой базе?
— Говорил. Теперь мы знаем, кто эти люди на фотографиях.
— И знаем, почему в той комнате такая странная начинка.
— Список подозреваемых растет.
Вот оно как, думал я, полковник Кент, мистер Закон и Порядок, нарушил все правила, какие только можно нарушить. Зов пола завлек этого щепетильного чистюлю на оборотную сторону луны.
— Как ты думаешь, — спросил я Синтию, — Билл Кент мог пойти на убийство ради сохранения лица?
— Допускаю. Но, по-моему, он ясно дал понять, что его связь с Энн Кемпбелл не составляла ни для кого секрета и генерал только ждет удобного момента, чтобы разделаться с ним.
— Ну а если это из-за ревности?
— Он ведь намекнул, что связался с Энн Кемпбелл из спортивного интереса. Спать с женщиной, не питая к ней особых чувств, — дело обычное... — Я ждал, что Синтия скажет еще. — Однако не исключаю, что в нем заговорил собственник, следовательно, возникла ревность — одним словом, то, что он приписал Боузу. Как-никак Кент тоже полицейский, он читал те же руководства, что и мы, и понимает ход наших рассуждений.
— Да, и все-таки трудно поверить, что такой человек может испытывать страсть и ревность.
— Как сказать. Именно у холодных с виду людей горячее сердце. Мне знаком такой тип. Властность, консерватизм, неуклонное следование правилам — это защитные механизмы против собственных страстей. У них нет естественных ограничителей. И когда не срабатывают искусственные, они способны на что угодно.
— Кажется, мы слишком углубились в психологию.
— И все-таки не будем спускать глаз с полковника Кента, у него своя программа действий. Отличная от нашей.