У нас ушло пятнадцать минут на то, чтобы распеленать Кэри. Мы развязали веревку, которой ее скованные наручниками запястья были примотаны к туловищу, но лодыжки оставили связанными: теперь она могла ходить, подниматься и спускаться по лестнице, но мысль о побеге была курам на смех; удар коленом у нее получился бы несильным, и единственная штука, которую она могла бы выкинуть, — это удар в прыжке сдвоенными ногами — из тех, при виде которых зрительный зал благоговейно вздыхает.
Хейли передала мне свой пистолет, проследовала за Кэри в туалет, закрыла дверь.
Зейн прислонился к дверному косяку.
Я — к противоположной стене.
Мы могли хотя бы приблизительно услышать, о чем говорят в закрытом туалете. Услышать любую тревожную нотку.
Звук расстегиваемой молнии, сброшенной на пол одежды.
Журчание.
— Ну, — сказал Зейн.
— Что «ну»? — переспросил я.
— Хоть немного поспал?
Расписание смены часовых у нас было такое: два часа возле окон, два часа в комнате Кэри. Кому какая разница, что я нарушил этот распорядок?
— Чуть-чуть, — ответил я Зейну. — А ты?
— Вроде того.
Раздался звук сливаемой из бачка воды.
— Сны все какие-то странные, — пожал я плечами.
— Верняк.
Зашумела вода в раковине.
Щелкнул замок, и дверь ванной отворилась. Кэри, шаркая, прошла в холл.
Хейли посмотрела на нас с Зейном.
— Готовы, мальчики?
Мы дружно потопали вниз.
— У меня вот что из головы не идет, — сказал Рассел двадцать минут спустя, когда все шестеро уселись в гостиной покойника, — какого черта она нам сдалась?
Она сидела на кушетке с покорным лицом, держа чашку дымящегося кофе в скованных руках, и прикидывала, удастся ли ей вскочить на связанные ноги и превратить чашку с горячим напитком в метательное оружие, предвкушая выстрелы, которые означали бы ее неминуемую смерть.
Кэри мелкими глоточками прихлебывала кофе с молоком. Совсем как я.
— На заложницу она не очень-то тянет, — сказала Хейли. — Стоит им добраться до нас… С бешеными псами не цацкаются.
— На пленную тоже, — подхватил Рассел. — Не в том наша миссия.
— Не стоит обсуждать наши планы при ней, — сказал Эрик.
— Отнюдь, — возразил я. — Мы как раз должны делать все это при ней. Она наша свидетельница.
— Что? — спросил Рассел.
— Самое лучшее для нас, — сказал я, — это если в Управлении нам поверят.
Хейли покачала головой.
— Мы — бешеные псы.
— Верняк, — согласился Зейн. — Поэтому Виктор прав. Мы не можем все время быть в бегах, и какая разница, прищучим мы Кайла Руссо или кто там на самом деле убил доктора Ф., хорошие парни будут и дальше гоняться за нами.
— Но если у нас есть свидетель, — я гнул свою линию, — человек, которому Управление поверит, то…
Рассел демонстративно показал сунутый за пояс пистолет.
— То что?
— Пока мы так далеко не зашли, — покачал головой Зейн, — но «то» где-то нас поджидает.
— Либо… — сказала Кэри, прочистив горло.
— Хочешь предложить что-то, чего мы еще не слышали? — спросил Рассел.
Кэри покачала головой.
— То. — Рассел подчеркнул это слово, — сказать тебе нечего.
Эрик шепнул Хейли:
— Он все еще с ума сходит из-за вчерашнего вечера.
«Я собирался ее трахнуть!»
— Ничего личного! — услышал я свой голос как бы со стороны. — Это все о нас и о том, что мы решили сделать.
— О нас? — спросил Рассел. — Тогда почему бы не проголосовать? Мы все, черт возьми, давали клятву, что не пощадим своей жизни, защищая правду, справедливость и американскую демократию.
— Звучит резонно, — пожала плечами Хейли.
Я промолчал. Да и что я мог сказать утешительного?
Зейн, так же как и я, чувствовал себя в затруднительном положении. Он пожал плечами.
— Мы здесь все начальники.
Эрик вздохнул.
— Я не могу… голосовать.
Он зажал уши руками, изо всех сил зажмурился.
— Каждый приказывает свое, и вы еще хотите, чтобы я голосовал… Душу мне надрываете.
Хейли легонько шлепнула его по руке.
— Итак, — подвел черту Рассел. — Прошу поднять руки всех, кто за то, чтобы она была нашей свидетельницей.
Мы с Зейном подняли правую руку.
— А теперь — кто против.
Рассел и Хейли подняли свои руки.
Эрик обеими руками еще плотнее заткнул уши.
— Ничья, — сказал Рассел. — А это значит, что нам придется торчать здесь.
— А я? Разве я лишена права голоса? — спросила Кэри.
Пятеро ее похитителей недоуменно переглянулись.
— Научное исследование, проведенное в семидесятых, подтвердило, что душевнобольные способны в той же степени принимать разумные решения на выборах, как и средний американский избиратель, — пожала плечами Хейли. — Учитывая все это, — обратилась она к Кэри, — ты выглядишь вполне средней.
Воинственная блондинка в наручниках и со связанными ногами продолжала сидеть на кушетке с чашкой дымящегося кофе.
— Дикость, — сказал Рассел, — значит, ты будешь голосовать, быть или не быть тебе нашим свидетелем.
— Простите, ребята, — ответила Кэри. — Но что… если победу на выборах одержит «нет»?
Все нахмурились. Поджали губы.
— Ладно, — сказал Зейн, — скорее всего, «нет» не повлечет за собой убийства.
— Подобная уверенность звучит весьма утешительно, — вздохнула Кэри.
— Это политика, — объяснил я.
— Черт, меня должны были вот-вот повысить, но, если хотите, я буду вашим свидетелем.
— Дикость, — произнес Рассел, но брюзгливый сарказм его слов против воли выдавал неуверенность и беспокойство.
— Итак… можно наконец снять с меня наручники.
Кэри одарила всех ангельской улыбкой, чем заслужила наш дружный смех.
— Одно дело — свидетельница, — объяснил Зейн, — но свободу нужно еще заслужить.
— Мы психи, — сказал Рассел, — однако не дураки.
— Уф, — пожала плечами Кэри. — О'кей. Но куда мы едем? И когда?
— Никуда, пока хорошенько не стемнеет, — ответил я.
— У меня есть мысль, — сообщила Хейли, — но мы можем проверить ее только перед самым отъездом.