Ставрос не отрывал глаз от «боинга», завороженный тем, как огромный лайнер миновал начало посадочной полосы, приближаясь к бетонному покрытию. Внешне эта посадка ничем не отличалась от других, но внезапно у Эда Ставроса появилась уверенность, что сегодня он не приедет вовремя к ужину.
Фургон доставил нас к Международному терминалу, остановился возле указателя «Эр Индиа», далее мы пешком отправились в зону прилета рейсов компании «Транс-континенталь».
Тед Нэш и Джордж Фостер шагали рядом, а за ними следовали Кейт Мэйфилд и я. Главное было не выглядеть федеральными агентами на тот случай, если кто-то наблюдал за нами. Нельзя недооценивать противника, поэтому следовало проявлять профессиональное мастерство.
Я оглядел огромное табло прилета и выяснил, что рейс 175 компании «Транс-континенталь» прибывает вовремя, а это означало, что он должен приземлиться минут через десять и встречать его нужно у выхода 23.
Следуя к месту встречи, мы осторожно оглядывали окружавшую нас публику. Конечно, никто не надеялся увидеть здесь плохих парней с пистолетами в руках, однако многолетняя служба в правоохранительных органах воспитывает умение распознавать опасность.
Как бы там ни было, но в этот субботний апрельский день людей в терминале было немного. Все выглядели более или менее нормально, за исключением местных, ньюйоркцев, которые вообще всегда выглядят так, как будто вот-вот лопнут от злости.
— Я хочу, чтобы ты вел себя с Тедом более дружелюбно, — обратилась ко мне Кейт.
— Ладно.
— Я говорю серьезно.
— Слушаюсь, мэм.
— Чем больше ты цапаешься с ним, тем больше ему это нравится, — добавила Кейт.
В этом она была права. Но было в Теде Нэше нечто такое, что мне не нравилось. Частично мне не нравились его самодовольство и заносчивость, но главное заключалось в том, что я не доверял этому парню.
Все встречающие рейс 175 «Транс-континенталь» собрались перед таможенной зоной, поэтому мы подошли туда и оглядели толпу, выискивая в ней тех, чье поведение по каким-либо причинам могло показаться подозрительным.
По моему мнению, любой террорист даже среднего уровня подготовки знает, что если его жертва находится под защитой, то «объект» не поведут через таможню. Однако здесь, в Америке, уровень подготовки террористов до странного низок, и глупости, которые они совершали, уже стали легендами. По словам Ника Монти, ребята из ОАС часто рассказывают в барах истории о тупости террористов, тогда как пресса, наоборот, трубит о том, как опасны эти плохие парни. Да, они опасны, но главным образом для самих себя.
— Мы побудем здесь еще пару минут, потом пойдем к выходу, — сообщила Кейт.
— Может, мне взять табличку «Добро пожаловать, Асад Халил»? — предложил я.
— Возьми, поднимешь ее возле выхода, — парировала Кейт и добавила: — Что-то в этом году много всяких перебежчиков.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да вот совсем недавно, в феврале, был еще один.
— Расскажи подробнее.
— Да аналогичная история. Ливиец попросил политическое убежище.
— А где он сдался?
— Там же, в Париже.
— И какова его судьба?
— Мы подержали его несколько дней у себя, а потом отправили в Вашингтон.
— А где он сейчас?
— Почему тебя это интересует?
— Почему? Потому что мне все это кажется подозрительным.
— Правда? И что ты об этом думаешь?
— Первая явка с повинной похожа на пробный шар, чтобы посмотреть, что происходит с террористом, когда он является в американское посольство в Париже и сдается.
— А ты умнее, чем кажешься. Ты проходил курс антитеррористической подготовки?
— Я проходил нечто подобное. Я был женат. И кроме того, я читал много романов о периоде «холодной войны».
— Думаю, мы поступили правильно, взяв тебя к нам.
— Да, это было разумное решение. Послушай, а этот перебежчик содержался в строгой изоляции или мог звонить своей родне в Ливию?
— Изоляция была, но не строгая.
— А почему не строгая?
— Ну, он все-таки свидетель, сам явился с повинной.
Я не стал задавать дальнейших вопросов. На мой взгляд, федералы обращаются с так называемыми шпионами-перебежчиками и террористами-перебежчиками гораздо лучше, чем полицейские со своими информаторами. Но, повторяю, это моя точка зрения.
Мы подошли к условленному месту рядом с дверями таможенной зоны, там нас встретил детектив из портовой администрации по имени Фрэнк.
— Вы знаете, куда идти, или вас проводить? — спросил он.
— Я знаю дорогу, — ответил ему Фостер.
— Ладно, но я провожу вас через таможню.
Мы вошли внутрь помещения, и Фрэнк объявил находившимся там нескольким сотрудникам:
— Это федеральные агенты, пропустите их.
Похоже, никому из таможенников не было до нас никакого дела. Фрэнк пожелал нам удачи, довольный тем, что мы не заставили его тащиться вместе с нами до выхода номер 23.
Кейт, Фостер, Нэш и я прошли через помещение таможни, затем миновали багажное отделение, проследовали по коридору мимо кабинок зоны паспортного контроля — и никто даже не поинтересовался, что мы здесь делаем.
То есть я хочу сказать, что можно было показать кому-то из этих идиотов какую-нибудь блестящую бляху и пронести мимо них на плече портативную ракетную установку.
Короче говоря, система безопасности в аэропорту Кеннеди — это полный кошмар, какая-то мешанина из хорошего и плохого, из уродства и глупости. И это в том месте, через которое ежегодно проходят тридцать миллионов пассажиров.
Мы продолжили путь по каким-то сюрреалистичным коридорам, связывавшим зоны паспортного и иммиграционного контролей с выходами. На самом деле мы шли тем же путем, что и прибывающие пассажиры, только в обратном направлении. Поэтому я предложил вернуться назад, чтобы не привлекать лишнего внимания. Однако никто из моих коллег не счел это необходимым или даже просто забавным.
Теперь мы с Кейт шли впереди Нэша и Фостера, и она спросила:
— А ты читал психологическое досье на Асада Халила?
Я не припомнил, чтобы в деле было какое-то психологическое досье, о чем и сказал Кейт.
— Нет, психологическое досье там было, — возразила Кейт. — И в нем говорится, что такие мужчины, как Асад Халил — а Асад, кстати, означает на арабском «лев», — страдают от низкой самооценки и неразрешенных проблем детской неадекватности, которые им требуется преодолеть.
— Прости, но я ничего не понял.
— Это тот тип мужчин, которым требуется подтверждение собственной значимости.