Татьяна Павловна с шумом рыгнула.
– Мы – ученые. Ик!
– Что? – не совсем поняла Цветкова.
– Цвет российской биологии, – уточнила Татьяна Павловна, ковыряя в зубах. – Что непонятного?
– Да ничего, – поежилась Яна. – Просто…
– Что – просто?
– Как-то…
– Как? То? Я поясню, Яночка. Мы здесь по очень существенному вопросу. Россия каждый год тратит бешеные средства на закупку норвежского лосося и устриц для ресторанов. В основном московских. А ведь сама Россия…
Тут Татьяна Павловна жутко закашлялась, чем-то подавившись. Лицо женщины багровело, глаза налились кровью, и она стала задыхаться, показывая на свое горло и беззвучно шевеля губами. По всему было понятно, что ей капец…
Яна не на шутку испугалась. Но вовремя вспомнила, что у нее медицинское образование, и рванула к собутыльнице. Но удары ее кулачка по спине Татьяны Павловны были как мертвому припарка. Крупная дама продолжала умирать просто на глазах.
И тогда, войдя в состояние аффекта, Яна попыталась приподнять ее, охватив под грудью сзади, применив прием, знакомый не столько по мединституту, сколько из кино. Но даже при сильном желании спасти женщину у нее ничего не получилось. Волна отчаяния накрыла Цветкову с головой – тем более что Татьяна Павловна повалилась на пол и забилась в конвульсиях, – и закричала: «На помощь!»… буквально в лицо ворвавшемуся в комнату Артуру. Тот бросил поднос, с которым пришел, на стол и кинулся к умирающей. Дальше Яна стала свидетельницей невиданной картины. Зарецкий, обладавший скорее стройной, чем мощной фигурой, перевернул огромную женщину вниз головой, держа за ноги и протряс ее довольно-таки легко. Татьяна что-то откашляла и – задышала.
– Вот ведь черт, не в то горло кусок шашлыка попал. Чуть не умерла! – пояснила она оторопевшей Яне, сидя на полу и пытаясь прийти в себя.
– Как вы? – обратился к ней встревоженный Артур.
– Ничего, раздышалась… Яна, я же говорила тебе, что он – ангел! Артур, мальчик мой, ты спас меня!
– Я старался, – расслабился Зарецкий, улыбнувшись.
– Действительно, вовремя явился, – не могла не согласиться московская гостья, вытирая холодный пот со лба.
– Ты ушла голодная, и я приготовил для тебя целую рыбу, – пояснил свое появление Артур, поняв, что угроза для жизни Татьяны Павловы миновала.
– Добрые люди меня уже накормили, – молвила слегка растерявшаяся Яна.
– Вот спасибо! Вот молодец! Сам готовил? Какой красивый лосось! Вот ведь удружил! – перекрыла ее реплику своим громовым голосом Татьяна Павловна. – С нами посидишь?
– С удовольствием, – кивнул хозяин замка и нобелевский лауреат.
– А тебя больше никто не ждет? – решила уточнить Цветкова, смотря на него в упор.
– Нет.
– А как же принцесса? Она съела мою порцию рыбы? Не подавилась? – продолжала уточнять Яна, улыбаясь.
– Эмилия ушла отдыхать.
– К себе в покои?
– В наши совместные покои, – поправил Артур. И спросил: – Я не совсем понимаю, ты за что-то злишься на меня? Я в чем-то виноват?
Тут уж настало время смущаться и тушеваться Яне.
– Н-нет… Извини, веду себя как свинья… А ты – как радушный хозяин. Присоединяйся к нам… если хочешь.
– Конечно, хочу, – сказал Артур и присел за небольшой столик третьим.
Мозг Татьяны Павловны, видимо, все-таки подвергся кислородному голоданию, потому что она отдала свой стакан Артуру, пояснив:
– Третьего нет, сама буду пить из бутылки. Что-то горло саднит!
Сказано – сделано. Дама вставила бутылку в рот, заправски запрокинула голову и не то чтобы сделала пару глотков, а просто допила ее залпом всю, до последней капли.
– Хорошо! Сухость ушла! – Женщина оторвалась от бутылки и посмотрела на Яну, затем на Артура. Потом опять на Яну и снова на Артура…
– Красивая пара…
Яна перевела глаза на Зарецкого, выглядевшего несколько бледным, и нашла в себе силы остаться прежней (имеется в виду расцветка щек).
– Она слегка выпила, – пояснила Цветкова. – Да и я слегка… тоже.
– Понимаю. Людям надо иногда расслабляться, – кивнул Артур. – Я зашел пригласить тебя на бал. Завтра Эмилия во дворце дает бал…
– А мне-то что там делать? – даже испугалась Яна.
– Я приглашаю.
– Глупость какая-то… Не люблю я никакие балы. Да и танцевать не умею. А от твоей Эмилии, прости, у меня болит голова. И сделай скидку, что я выпила и сама не знаю, что говорю.
– А я бы пошла… – прокашлялась Татьяна, корча гримасы Яне, которые должны были означать, что та – конченая дура.
– А я и вас с друзьями приглашаю, – сказал Артур и выложил на стол какие-то бумаги, словно в тур-агентстве. – Вот здесь адрес, где и во сколько. И мой телефон, если ты передумаешь… Телефон все равно понадобится – в любое время дня и ночи обращайся по любому вопросу. Обязательно помогу.
– Хорошо, если что – обращусь. По всякой ерунде отвлекать не буду, – ответила Яна и решила попробовать лосося, очень аппетитно выглядевшего.
– А чему бал посвящен? – поинтересовалась Татьяна Павловна.
– Нашей с Эмилией помолвке, – ответил Зарецкий, и женщина снова закашлялась. – Она собирается своим подружкам даже платье свое показать… Его заказывали в Европе, у него по подолу бриллианты нашиты. Во всяком случае мне так было сказано, а вообще – не знаю.
– Ну и дура! – тут же припечатала Татьяна Павловна. – Показывать кому-либо свадебное платье до свадьбы плохая примета.
– Я видел эскиз. Там черная кружевная отделка по подолу, по лифу, по рукавам…
– Просто траур какой-то! – продолжала высказывать свое фи Татьяна Павловна.
– У нас нет такой приметы, – не понял Артур, – невеста всегда хвастается своим платьем.
– Ох, уж взяла бы я это платье и сожгла бы его к чертовой матери! – ругнулась Татьяна. – И не смотри на меня так! Знаешь мое мнение: не пара она тебе! Другого мужика я бы еще заподозрила в том, что позарился на титул и деньги, но тебя – никогда. Вот совсем не в том дело! И деньги у тебя есть, еще побольше, чем у королевского семейства, наоборот, они твоим состоянием свою казну пополнить хотят. И на титул ты не кинешься. Такие люди, как ты, живут другими понятиями. Живут для других, не для себя. Просто, Артур, ты еще не любил, поэтому тебе все равно. Ты хоть знаешь, что такое любовь?
– Знаю… – почему-то не очень уверенно ответил Зарецкий. – Я любил сестру.
– О, господи! – закатила глаза Татьяна. И повернулась к Яне: – Теперь ты понимаешь, о чем я говорила? Любил он… Сестру, маму, тетю… А женщину? Так, чтобы или с ней, или умереть?! – гаркнула бой-баба.