На первом был рисунок китайскими чернилами. Солнце посылало четыре волнистых луча в центр листка, на треугольник, обращенный вершиной вниз. Внутри него находилось изображение странной, жутковатой твари, напоминавшей дракона. По каждой стороне треугольника ползла змея с плавниками и головой, увенчанной крошечной короной. Над каждой змеей было написано одно и то же слово: Ignorantia. [6]
— Да что же это?! — воскликнул Кан и взял следующий листок.
Второй рисунок походил на первый, но некоторые детали все же отличались. Теперь вершина треугольника была обращена вверх, и его пересекала линия. У змей были крылья, а рядом надпись Fanatitia. [7]
На третьем рисунке перечеркнутый треугольник снова был повернут вершиной вниз. Вместо змей появились пятнистые ящерицы, над которыми было написано Ambitio. [8] В самом низу виднелись две строчки, написанные крошечными буквами. Кан с трудом разобрал:
Ваши Предательства навлекли мою Кару.
Моя Свадьба станет Апофеозом.
Инспектор почувствовал себя полным невеждой.
— Что это такое? — раздался голос у него за спиной.
Кан подскочил на месте и лишь секунду спустя понял, что это Ренцо.
— Понятия не имею, — ответил инспектор и рассказал, что убийству Корда предшествовало исчезновение двоих людей. Ренцо потрясенно читал список имен самых могущественных людей Америки.
Теодор Рузвельт, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, бывший президент Соединенных Штатов.
Марион Уолдорф, строительный магнат, семья которого владела двадцатой частью Манхэттена.
Джорж Макклиллен, мэр Нью-Йорка.
Джон Пьерпонт Морган, финансист, способный одним щелчком пальцев вызвать колебания на бирже.
Дэниел Бернэм, архитектор Утюга.
Никола Тесла, физик и инженер, автор множества революционных изобретений.
Вудро Вильсон, ректор Принстонского университета, известный юрист-конституционалист.
Уильям Мур, глава предприятия, производящего оружие и заключившего сорок семь официальных контрактов с американским правительством.
Адольф Окс, глава «Таймс».
Эмери, Уилкинс и Август Корда.
— Надо допросить этих людей! — сказал Ренцо, выйдя из оцепенения.
— Все не так просто… — Кан помолчал. — Это тайная организация. Окс даже тогда, когда я спрашивал его об исчезновении Эмери и Уилкинса, ни словом не обмолвился насчет клуба. Этот список не доказывает его существования. Более того, эти люди достаточно сильны, чтобы отстранить нас, если мы начнем им досаждать.
— Что же нам делать?
— Искать доказательства. Докажем, что клуб существует и связан с нашим делом.
— В досье Корда не упоминается об его принадлежности к какому-либо клубу, — Ренцо листал документы. — В начале девяностых он был масоном, потом вышел из ложи. Потом — ничего.
— Вот это-то и кажется мне странным. Такой человек, как Корда, должен был быть членом одного, а то и нескольких влиятельных клубов.
Действительно, в начале века возникла мода на клубы для тех, кто хотел подняться вверх по социальной лестнице. В Америке насчитывалось семьдесят тысяч лож трехсот различных орденов, в которые входили как минимум пять миллионов человек.
— Исчезнувшие были членами других клубов, — продолжил Ренцо, пробегая глазами досье. — Уилкинс — член-основатель некоего Ротари-клуба, созданного несколько недель назад в Нью-Йорке.
— Его цель?
— Защищать интересы своих членов, развивать гражданский дух, трудиться на благо нации. Ну, как обычно… А Эмери — член кучи организаций, среди которых и Большая масонская ложа Нью-Йорка, и объединение литераторов «Ассоциация столетия», и даже «Рыцари Пифии».
Кан кивнул. Самыми влиятельными организациями были могущественные духовные ордена с красочными названиями: «Осторожные патриции Помпеи», «Странные ребята», «Маккавеи», «Свидетели Иеговы». Все они процветали, играя роль страховых агентов для своих членов. Некоторые иногда опускались до криминальных дел.
— След виден, — заключил Кан. — Корда могли убить те, кто выкрал Эмери и Уилкинса, и по одной и той же причине: принадлежность к клубу. Это означает, что мы теперь расследуем не убийство одного человека, а нападение на сообщество. И из этого следует еще один вывод.
— Какой?
— Что члены этого сообщества следят за каждым нашим движением.
В коридоре послышались торопливые шаги. Кто-то стремительно приближался к кабинету главного инспектора.
— Тихо! — сказал он. И успел спрятать рисунки в папку за секунду до того, когда дверь отворилась.
— Отличная работа, Кан.
Комиссар Салливен в ярко-желтом костюме вошел в комнату и бросил на стол экземпляр «Нью-Йорк таймс».
Кан взял газету и прочел заголовок на первой странице: «Дело Корда: подозреваемый за решеткой». Он пробежал глазами статью: автор хвалил его и критиковал агентство «Пинкертон», не сумевшее защитить Корда.
— Мне звонил мэр Макклиллен, — прибавил Салливен. — Окс, владелец «Таймс», лестно отзывался о вас.
— Мы говорили, — сказал Кан, хватаясь за соломинку, — об исчезновении Бернарда Эмери и Джеймса Уилкинса, двух близких Корда людей. Мы ведь об этом даже не знали.
— Расследование велось агентством «Пинкертон», — напомнил Салливен.
— Мне кажется, нужно взяться за него самим, — сказал Кан.
Салливен посмотрел на него с улыбкой, которая показалась инспектору еще более двусмысленной, чем прежнее недоверие.
— Если есть что искать, ищите. — Улыбка исчезла, сменившись обычным угрожающим оскалом. — Имейте в виду: вам доверяют. Постарайтесь нас не разочаровать.
— В каком смысле?
— Прекратите общение с прессой. Я больше не хочу, чтобы вас цитировали в газетах. Если вы установите связь между исчезновениями и убийством, вы должны доложить об этом мне, и только мне. Ясно? Если же что-нибудь просочится… — Салливен умолк и после короткой паузы отчеканил: — Ваша карьера закончится в верховьях реки. Надеюсь, вы меня поняли?
Кан хмыкнул, услышав жаргон уголовников. Верховья реки — прозрачный намек на тюрьму Синг-Синг, стоявшую на берегу реки Гудзон милях в тридцати к северу от Нью-Йорка.
Интересно, какую роль отводили ему такие влиятельные люди, как Салливен, Окс и Макклиллен в паутине, которую они плели. И окажется ли он достаточно хитрой мухой, чтобы не попасться им в лапы.