— Это невозможно.
Фрейд молча смотрел на него.
— Есть правила, которые я не могу нарушать, — твердо произнес Кан. — Допрос подозреваемых — наша прерогатива.
— Я должен понять, при каких условиях у мисс Корда начинается амнезия, — объяснил Фрейд. — Разговор с Менсоном в кабинете ее отца — последнее, что она помнит в день убийства.
— Корда сказал секретарю, что ему угрожают, — сказал Кан. — Он хотел поговорить об этом с дочерью.
— Вы уверены, что Менсон сказал вам правду?
— В показаниях человека, которого подозревают в убийстве, никогда нельзя быть уверенным.
— Но можно научно доказать, лжет он или нет.
— Как?
— Благодаря методу ассоциаций моего коллеги Юнга. Тому самому, что так нравится цюрихскому суду. — Польщенный Юнг поправил очки. — А если Менсон все-таки виновен, то тест, составленный моим коллегой, поможет выявить его мотивы. Вы встречались с его матерью, не так ли?
— С Мэри Коннелл? Да, а что?
— Глубинные мотивы поведения молодого человека, как правило, зависят от его отношений с матерью. Чем она занимается?
— Готовит суп для бедных. В молодости была кухаркой. Кстати, она работала и в доме Августа Корда.
— Интересно… — Фрейд помолчал. — У нее есть особые приметы?
— В тот момент, когда я ее увидел, — ответил Кан, — с ней случилось нечто вроде эпилептического припадка, но я уверен, что она притворялась.
— Ее поведение казалось неестественным?
— Да.
— Это происходило при свидетелях?
— Да, а что?
— У нее был истерический припадок. Это не эпилепсия, а выражение очень глубокого психологического конфликта. Очевидно, последствие столкновений с сыном.
— Хотелось бы вам верить.
— Так вы позволите поговорить с Менсоном?
Кан прикусил губу. Если Салливен узнает, что главный инспектор разрешил иностранцам встретиться с подозреваемым номер один…
Но ведь они помогли ему. И помощь пришла, когда он меньше всего ожидал.
— Даю вам полчаса, — наконец ответил Кан.
Фрейд поднял указательный палец:
— И последнее. Мы останемся с арестованным наедине. Иначе чистота эксперимента будет нарушена.
Кан ответил:
— Ладно. Но вы должны добиться результатов. Это и в ваших интересах…
Он всегда знал, что не доживет до тридцати лет.
В Манхэттене есть тысяча способов преждевременно покинуть этот мир. Поймать шальную пулю в Файв-Пойнтс, сложить голову во время резни или принять слишком большую дозу опиума в курильне Чайнатауна. Нельзя сбрасывать со счетов и пневмонию, туберкулез, тиф и несчастные случаи на стройке. Со времени окончания испано-американской войны 1898 года гибель на поле боя стала редкостью, зато теперь можно было погибнуть в автокатастрофе.
Был еще один вариант, о котором Джон Менсон страстно мечтал: умереть во цвете лет в борьбе за рабочее дело от пули полицейских или солдат. Он представлял себе этот славный итог жизни, разъезжая по профсоюзным митингам во всех уголках страны и жадно читая Фурье в поездах. И он никак не ожидал, что государство решит казнить его на эшафоте за убийство, которого он не совершал.
Молодой человек видел только один выход — убедить как можно больше людей в своей невиновности. Если они ему поверят, то его не казнят. Поэтому он не упустит шанс, беседуя с двумя психиатрами, которых инспектор впустил в камеру с таким кислым выражением лица, словно это были присяжные.
— Я невиновен, — сказал Джон Фрейду и Юнгу после того, как обменялся с ними приветствиями. — Я — жертва ошибки правосудия.
Фрейд указал на пурпурное пятно на скуле Менсона:
— Кто вас ударил?
— Инспектор Кан, — ответил Менсон.
— За что?
— Я сказал ему, что он сукин сын, и этого оказалось достаточно, чтобы он на меня набросился. Что вы хотите узнать?
— Мы хотим, чтобы вы прошли тест, — сказал Юнг.
— Тест?
— Это не сложно. Я буду называть слова, всего около сотни, а вы должны как можно быстрее говорить в ответ первое, что придет вам в голову.
— Если вы невиновны, — заметил Фрейд, — тест даст этому психологическое подтверждение.
— Вы в своем уме? Да меня так еще вернее засудят!
— В вашей стране этот тест не имеет никакого юридического значения, — объяснил Юнг. — И если он докажет вашу невиновность, то это будет доказательством только для нас.
Фрейд добавил:
— Жизнь научила меня тому, что иногда людей приходится убеждать одного за другим, так же, как пахарь проводит борозды, — но выросшую на них правду увидят все.
Менсон удивленно посмотрел на него. Психиатр говорил как раз о той единственной надежде, которая у него оставалась.
— Что я должен делать?
Юнг объяснил, что будет называть слова и фиксировать его реакцию. Но он скрыл, что намерен добавить в стандартный список слова, намекающие на убийство Корда, например «шпага», и другие, которые могут пробудить в нем чувство вины, например «грех» и «мщение».
— Ну начинайте же, — нетерпеливо сказал Менсон.
— Одну секунду.
Юнг достал хронометр, который дал им Кан, и положил на стол, чтобы следить за временем, которое понадобится Менсону на ответ. Молчание, длящееся более восьми секунд, выдает особое волнение испытуемого. Ответы с задержкой составляют одну цепочку и позволяют определить границы области, вызывающей эмоциональную перегрузку.
— «Голова», — начал Юнг.
— Нога, — ответил Менсон.
Юнг щелкнул хронометром: шесть десятых секунды.
— «Зеленое».
— Халат.
— «Оружие».
— Революция.
— «Преступление».
— Правосудие.
— «Шпага».
— Дуэль.
Семь десятых секунды. Юнг назвал уже несколько десятков слов, и вдруг услышал неожиданный ответ.
— «Рождение».
— Ничего не приходит в голову, — произнес Менсон дрожащим голосом.
— «Сестра».
— Зачем тут это слово?
Оба раза молодой человек медлил более двух секунд.
А еще через некоторое время Юнг опять получил неожиданный ответ.
— «Грех».
Три секунды.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил наконец Менсон. — Что это значит?