— Я думаю, — сказал Фрейд, обращаясь к Юнгу, — уж не приезжает ли Юдифь в Кони-Айленд за приключениями инкогнито?
К ним незаметно присоединился Кан:
— Судно кишит агентами «Пинкертона». — Он украдкой показал на стоящих невдалеке двух мужчин в котелках.
— Как это возможно? — спросил Фрейд. — Один из ваших людей нас выдал?
— Я думаю, что они, скорее всего, следят за нами.
— Опять они…
Паром приближался к берегу. Вдалеке на пляже уже были видны отдыхающие в купальных костюмах.
— Надо действовать быстрее, чем они, — заключил Кан, — поскольку их в десять раз больше.
Толстенький бородатый человечек в цилиндре встретил их на набережной.
— Господа, — представил его Кан, — это Стенфорд Марэ.
Фрейд и Юнг поздоровались с новым знакомым.
— Господин Марэ — один из создателей аттракционов «Дримленда». Он проведет нас по паркам.
— Это настоящие лабиринты, — уточнил Марэ.
— Причем полные народа! — добавил Юнг, рассматривая обтекавшую их толпу.
— На одной аллее «Дримленда» иногда насчитывается более тридцати тысяч посетителей, — с гордостью сообщил Марэ. — Еще надо прибавить служащих — двадцать тысяч на все парки…
— Это настоящий успех, — подчеркнул Юнг.
— Мой отец приехал из Венгрии, — продолжил Марэ. — Он говорил, что лишь скрипка может помочь мне в Америке. Он и не подозревал о том, что здесь, чтобы развлечь публику, нужны гораздо более эффектные вещи.
— А где показывают аттракцион с пожаром? — спросил Фрейд, не желая терять времени.
— В «Дримленде», в самом новом и большом парке. Но это представление дают ближе к вечеру.
— А какое самое интересное зрелище сейчас? Там и надо искать Юдифь.
— Следуйте за господином Марэ, — посоветовал Кан. — Я останусь здесь и буду следить за входом.
Отойдя от окошечек кассы, Фрейд и Юнг увидели странное здание ярко-желтого цвета, округлая форма которого напоминала яйцо.
— Что это такое? — спросил Юнг.
— Это больница парка, — ответил Марэ. — Знаменитый инкубатор доктора Кортни для недоношенных детей. Это самый сложный из всех существующих аппаратов такого типа. Посетителей пускают внутрь. Может быть, ваша подруга там?
Фрейд покачал головой. Юдифь и близко не подойдет к месту, где находятся новорожденные. Грейс призналась ему, что сохранила тяжелые воспоминания о детстве и не хочет заводить детей.
— Продолжим прогулку, — предложил он.
Они принялись прокладывать себе дорогу сквозь толпу под непрерывный шум: крики, взрывы, свист и выстрелы. Фотограф громко приглашал посетителей позировать перед его аппаратом. Проповедник, грозя кулаком, заклинал публику не поддаваться плотским искушениям.
Едва войдя в парк, Фрейд ощутил самые разные запахи — жареных сосисок, воздушной кукурузы, пива, табака, пачулей. Он всегда обладал тонким обонянием. Из всех пяти чувств оно было самым важным для памяти, а следовательно, и для бессознательного, и для сексуальности. Фрейд считал, что недостаточно чуткое, по сравнению с приматами, обоняние стало причиной великого человеческого невроза, что сказалось на сексуальных отношениях.
Плывущие по парку агрессивные ароматы призывали к близости. Они давали Юдифь то, чего она искала: ощущение бегства, забвения своей личности, наслаждение от того, что ее запах растворяется в запахах, исходящих от других людей.
У окруженного зеваками здания, напоминавшего греческий храм, Марэ замедлил шаг.
— Это новый хит, — заявил он. — Внутри можно увидеть спектакль с механическими эффектами, воспроизводящий извержение вулкана Везувий…
— Только и всего? — Юнг пожал плечами.
— …а также гибель Помпеи и ее обитателей под потоками лавы и пеплом… Да, конкуренция между парками вынуждает нас изощряться.
Юнг заметил, что Фрейд остановился у входа в следующий аттракцион. Это была огромная скульптура из папье-маше в виде двух бедер и женского полового органа, который и представлял собой вход внутрь…
— Мы словно за тысячу лье от пуританской Америки! — Юнг был поражен.
Марэ объяснил, что эту скульптуру разрешили потому, что спектакль, предлагаемый зрителям внутри, называется «Сотворение мира» и является комедией по мотивам Книги Бытия. Потом он смущенно провел их к менее шокирующему входу в другое здание. «Ворота в ад» венчала красная рогатая голова дьявола. Сюда тоже стояла длинная очередь.
— Входной билет дает вам право на поездку на корабле к водовороту, ведущему прямо в пещеры Аида, — сообщил Марэ. — Но можно войти бесплатно и насладиться ужасом пассажиров, попавших в водоворот. Может быть, это соблазнило вашу подругу?
— Юдифь — в аду?
Фрейд снова покачал головой. Юдифь, несомненно, избегает метафор, напоминающих о материнском чреве, будь то пещеры Аида или лава Помпеи.
Нет, ее яростное неприятие психоанализа показывало, что она искала забвения в других сферах. Она предпочитала затеряться вдали от себя, а не погрузиться вглубь себя.
— Продолжим, — сказал Фрейд.
Они прошли мимо следующих аттракционов: «Землетрясение в Чикаго» и «Битва подводных лодок».
— Посмотрите-ка сюда!
Юнг показывал Фрейду на стальную эстраду, где добровольцы, в основном молодые женщины, получали легкие электрические разряды. Чтобы избежать удара током, нужно было съехать с горки и спрятаться в отверстиях, где девушек поджидали актеры, переодетые кошками. В награду участники получали аплодисменты зрителей.
— Погружение в толпу позволяет отдаваться своим мазохистским устремлениям, — прокомментировал Юнг. — Такие аттракционы взывают к первобытным инстинктам толпы, которая не зависит от составляющих ее индивидуальностей.
Фрейд ничего на это не ответил. Он считал, что Юдифь приходит сюда не для того, чтобы ее унижали. Она бежит от самой себя. Как забыть о себе? Как отречься от своего нарциссизма? Ответ очевиден: надо влюбиться. И спрятаться под купол чужого нарциссизма.
Надо найти такое место, где Юдифь может играть во влюбленность.
— На самом деле, — продолжал тем временем Юнг, — в этой стране мечты собраны все ужасы наших кошмарных снов: монстры, несчастные случаи, войны, природные катастрофы.
— Юнг, мы будем теоретизировать позже! — произнес Фрейд с раздражением. И обернулся к Марэ: — Как вы считаете, какие места в этом парке предпочитают влюбленные?
— Танцпол, — ответил Марэ. — На самом большом понтоне. Еще можно целоваться на большом колесе. — Он указал на огромное разноцветное колесо, возвышавшееся над парком в нескольких сотнях метров от них, и добавил: — Самое романтичное место, я думаю!