И он снова побежал вверх. Юнг легко последовал за инспектором.
— Зимой в Альпах я постоянно поднимаюсь на горные вершины, — сказал он, слушая как пыхтит Кан. — Ваша лестница для меня — просто приятное развлечение.
На двадцатом этаже они принялись искать следы, которые мог оставить Фрейд. Кан нашел нож для разрезания бумаги, воткнутый в пол в комнате, где стоял макет.
Юнг стал осматривать пол вокруг макета. На возвышении, под креслом Августа, он увидел сдвинутую немного в сторону доску.
Юнг попытался переместить доску, и она пришла в движение.
Под ней находился металлический люк с рукояткой и зубчатыми, пронумерованными колесиками.
Кан потянул за рукоятку, но его усилия оказались тщетными.
— Это вход в комнату, запертую, как сейф, — произнес он усталым голосом. — Эту дверь надо взрывать.
— Ну так давайте взорвем!
— Пока мы соберем все оборудование, можно упустить время…
— Господи! — простонал Юнг. — Герман сейчас там убивает гения! Если мы не остановим Корда, грядущие поколения нам этого не простят!
Кан испепелил его взглядом. Как можно в такой ситуации думать о грядущих поколениях.
— Ну, что будем делать? — спросил Юнг. — Не стойте вы сложа руки!
— Болтаете вы без остановки, — с раздражением ответил Кан, — а когда надо принять конкретное решение…
— У меня есть мысль! — воскликнул Юнг.
Он коротко, но достаточно ясно изложил Кану свою идею. Выслушав Юнга, инспектор заявил:
— Ничего не получится.
Фрейд впал в транс.
Кокаин, который Герман заставил его выпить, начинал оказывать свое действие. Язык и нёбо онемели, появилась сонливость. Затем возникло уже знакомое ему удивительное чувство эйфории.
Неожиданно Фрейд ощутил головокружение, которого никогда не испытывал. Перед глазами его встала какая-то пелена, напоминавшая беспрерывно падающий снег. Вскоре к белым хлопьям прибавились черные полосы. Фрейд не чувствовал больше ни рук, ни ног.
Он пытался сохранять ясное восприятие окружающего. Перед ним стоял Герман в ослепительно белой тоге. Рядом с ним лежало что-то молочно-белое, светлое — обнаженное тело Грейс.
Пальцы убийцы касались ее живота, бедер, пупка.
Широко раскрытые блестящие глаза Грейс казались неподвижными. Герман приказал племяннице открыть рот. Она подчинилась, и он, приподняв ей голову, заставил ее выпить содержимое колбы.
— Ты готова? — спросил он.
Крик вырвался из горла Фрейда.
Струя крови брызнула из правого запястья Грейс, после того как Герман, сделав быстрый жест, надрезал ей артерию.
Грейс молчала, пока ее кровь лилась в кубок. Выпитое ею содержимое колбы, видимо, оказывало обезболивающее действие.
Фрейд решился на отчаянный шаг.
— Юдифь! — крикнул он, обращаясь к Грейс.
Герман снова расхохотался:
— Аплодисменты доктору Фрейду. Он сам уничтожил фурию Юдифь. Должен признать, что от вашего психоанализа одна сплошная польза.
Фрейд понял: нейтрализовав Юдифь, он сломил сопротивление, позволявшее Грейс не подчиняться гипнозу полностью. Исчезновение ангела-хранителя из бессознательного Грейс позволило ее дяде снова запустить механизм, заложенный в нее в детстве.
Фрейд в отчаянии смотрел, как Герман наложил повязку на запястье Грейс и, обойдя алтарь, взял ее левую руку.
— Ваша мать Люсия чувствовала себя виноватой в смерти вашего отца, — проговорил Фрейд немеющими губами. — Она пыталась искупить вину, сделав ставку на своего более развитого сына, на Августа. Она ошиблась. — Герман на секунду застыл, Фрейд продолжал: — Ставить одного ребенка на первое место в ущерб другому — это преступление, жертвой которого вы стали. По вине матери у вас зародился комплекс неполноценности. Она пробудила в вас желание взять реванш.
— И?.. — Герман застыл на месте.
— Вы должны забыть о ее поведении. Вы не можете позволить ей разрушить вашу жизнь.
Герман усмехнулся, взял полный кубок и перелил его содержимое в хрустальный бокал. Без колебаний он поднес бокал ко рту и осушил его до дна.
Фрейд почувствовал спазмы в желудке. Лишь благодаря кокаину он выдержал это зрелище.
— Она умирает, и я вбираю в себя поток ее жизни, — произнес Герман монотонным голосом. — Я становлюсь Мужчиной и Женщиной, Королем и Королевой, Телом и Кровью.
Внезапно сознание Фрейда прояснилось, и он понял, что эта церемония являлась последней имитацией христианских ритуалов, которые Герман связывал с совершенными им убийствами. Присваивая жизнь Грейс, он инсценировал Воскресение. В безумной надежде получить бессмертие.
Капля крови скатилась с губ Германа. Ужасное зрелище поразило воображение Фрейда.
Если нельзя убедить, нужно провоцировать.
— Ваши смертельные ритуалы — лишь пародия на алхимию, — быстро сказал Фрейд.
— Вы просто не признаете алхимиков, — возразил Герман. Он показал свой кубок Фрейду. — Смерть для алхимиков ничего не значит. Священно лишь их дело. Самые грандиозные человеческие свершения требуют абсолютного презрения к смерти. Сколько рабов погибло, пока строили гробницы Хеопса и Хефрена? Сколько крестьян умерло, когда возводили Шартрский собор? — Кинжалом он сделал надрез на левой руке Грейс. — Лишь такой ценой можно получить деньги и власть… — Герман перевязал левое запястье Грейс и добавил: — На земле нет хороших и плохих, есть лишь людская пирамида, и чем больше твое могущество, тем ближе ты к ее вершине.
Грейс слабо пошевелилась.
Она жива.
— Ваш брат не убивал… — Фрейд попытался снова развязать веревку, стягивающую его руки. — Он вас любил. Он посвятил вас в алхимию… Он хотел сделать вас тринадцатым членом Клуба архитекторов.
— Но он не сумел настоять на этом. Он отказался от роли второго Соломона. Он должен был поручить мне возведение опор Храма! Потом он нашел мои рисунки, осудил мой выбор и хотел даже донести в полицию! Я был вынужден приказать Блэйку убить его. — Герман перелил кровь из второго кубка в хрустальный бокал и выпил ее одним глотком, с презрением глядя на Фрейда. — Август не знал, что толпе необходим вожак — чтобы они не погрязли в вульгарных удовольствиях. Им нужен человек потрясающей мощи, который подчинит себе их разум. Такая харизма может появиться лишь в результате трансмутации…
Герман склонился над Грейс.
— Ты убила моего ребенка, давно, — ледяным тоном произнес он. — На этот раз я смогу защитить свое творение. Во мне зародится существо, которое поведет вперед человечество! — С каждым сказанным словом его голос звучал все громче и размереннее. — Я уже чувствую себя более сильным, более молодым, могущественным!