Хэнкок сделал очередную затяжку и потер правый висок, отчего дым, следуя движениям его пальцев с зажатой в них сигаретой, зазмеился причудливыми кольцами. Он выдохнул сиреневую струйку вверх и продолжал:
– Сенатор очень расстроена и хочет побыть одна. Я пытаюсь помочь, но она просит меня уйти. Вейл дожидается, пока я не уеду, потом возвращается сюда и бьет ее по голове. Обставляет все так, будто это убийство – дело рук Окулиста, что совсем нетрудно, поскольку она знает все это дерьмо наизусть и может перечислить признаки, даже если ее разбудить посреди ночи.
Он откинулся на спинку, опустил голову и уставился куда-то в пол, себе под ноги.
Еще несколько минуте комнате стояла тишина. Все обдумывали выдвинутую Хэнкоком версию событий. Наконец заговорил Дель Монако:
– Но здесь отнюдь не все соответствует почерку Окулиста, Если бы она хотела имитировать его модус операнди, то соблюдала бы его почерк вплоть до последней буквы. Так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, кто здесь поработал.
Хэнкок выдохнул дым уголком рта.
– Она не может контролировать себя. Ярость делает ее неуправляемой. Она перестаралась по личным мотивам.
Дель Монако выразительно поднял брови, словно показывая, что не исключает того, что предположения Хэнкока могут оказаться правдой. Робби вспомнил, как читал о применении чрезмерной силы во время убийства в материалах, которые дала ему Карен. Из них следовало, что в этом случае между преступником и его жертвой обязательно существовала личная вражда.
– Кроме того, у нее нет алиби, – добавил Хэнкок.
Робби подался вперед и остановился в нескольких шагах от Хэнкока. Он уперся руками в бока и сверху вниз уставился на бывшего начальника службы безопасности.
– Как и у тебя, кстати. Обставить место преступления соответствующим образом ты мог ничуть не хуже Карен.
– Да, но есть одно «но», мистер Роберто Энрике Умберто Эрнандес, или как там тебя зовут, черт бы тебя подрал! – Хэнкок выдохнул дым Робби в лицо. – У меня нет мотива.
Робби разогнал дым рукой и посмотрел на Синклера. Это был взгляд, умолявший вмешаться, прежде чем Робби врежет кулаком по этой самодовольной пьяной роже и вышибет Хэнкоку мозги.
– Робби, хороший мой, – вмешалась Манетт, подметившая взгляды, которыми обменялись детективы. – Давай-ка я скажу тебе кое-что. На ушко. – Она подошла к нему, взяла под руку, притянула к себе, и он неохотно склонился к ней. – Пока еще мы не знаем, что здесь произошло. Так что он вполне может оказаться подозреваемым, но при этом он наш единственный свидетель. Давай не будем заводить его до тех пор, пока он не ответит на все наши вопроси.
Робби понимал, что она права, но у него все равно руки чесались хорошенько врезать Хэнкоку.
– Договорились. Задавай свои вопросы. А я выйду наружу, подышу свежим воздухом.
Робби присоединился к Бледсоу, который стоял посреди круглой подъездной площадки. Бледсоу уже закончил разговор и теперь покачивался с носка на пятку, кивая своим мыслям.
К ним подошла Карен и спросила Робби:
– Ну что, они уже решили поджарить меня на угольях?
– Нет. Этого жаждет один только Хэнкок.
– Знаете, – сказал вдруг Бледсоу, – по-моему, у нас есть кое-что на нашего мистера главного секретного агента.
Робби и Карен как по команде посмотрели на него. На их лицах читалось недоумение.
– Мне только что звонил шеф полиции. Он сказал одну вещь, которую мы можем использовать. Похоже, сенатор Линвуд не отказывала себе в маленьких радостях на стороне.
– Интрижка? – спросила Карен. – С Хэнкоком?
Робби повернулся к входной двери.
– Ну, теперь я поговорю с ним по-своему.
– Подожди, – остановил его Бледсоу. – Нужно решить, как мы это разыграем. Не стоит торопиться. Следует подготовить почву, чтобы все утки выстроились в ряд.
– Этот засранец пытается повесить убийство на Карен, самодовольно утверждая, что у нее был мотив, а у него – нет. Теперь мы знаем, что и он не без греха. Отвергнутый любовничек. Она хочет прекратить отношения, а он отказывается.
– Стоит заняться и мужем заодно, – предложила Карен. – Вы уверены, что он за границей?
– Мы проверяем, но с ним только что удалось связаться в Гонконге. Так что, думаю, у него железное алиби.
– Разве что он нанял кого-нибудь сделать грязную работу вместо себя, – проворчал Робби. – Муженек хочет отделаться от неверной супруги, ну и нанимает кого-нибудь свести с ней счеты.
Карен отрицательно покачала головой.
– Заказные убийства – это бизнес, ничего личного, как говорят. Пуля в голову, и – до свидания. И никакой тебе кровавой оргии с отрезанием грудей и превращением лица в сплошное месиво. – Она повернулась к Бледсоу, – Может, эксперты смогут нам чем-нибудь помочь. Так что предлагаю подождать с Хэнкоком и не сажать его на электрический стул по крайней мере до завтрашнего дня. А к тому времени, будем надеяться, у нас на него появится что-либо более конкретное.
Бледсоу кивнул.
– Я попрошу лабораторию побыстрее сделать анализы. А мы тем временем ждем. Есть возражения?
Робби недовольно скривился, но проворчал:
– Ладно, договорились.
– Езжайте по домам, отдохните немного. А я оставлю здесь патрульных, чтобы после нашего ухода никто не входил и не выходил отсюда. Включая Хэнкока.
– Особенно Хэнкок, – поправил его Робби.
Бледсоу направился обратно в особняк. Карен шагала рядом. Нахмурившись, он смотрел себе под ноги, сунув руки в карманы пальто. Остановившись перед Хэнкоком, Бледсоу опустился рядом с ним на диван.
– Я понимаю, тебе сейчас нелегко. И еще мне жаль, что именно тебе выпало несчастье обнаружить тело.
Хэнкок откинулся на спинку дивана.
– Ты говорил, что сенатор попросила тебя уйти. В котором часу это было?
Хэнкок прищурился, как если бы его слепил яркий солнечный свет, проникающий сквозь занавески.
– Я не обратил внимания, – ответил он. – Что-то около семи. Может быть, в самом начале восьмого. Я не смотрел на часы.
– А когда ты вернулся?
Хэнкок пожал плечами, бросил взгляд на старинные напольные часы у дальней стены комнаты, словно отсчитывал прошедшее время по движению стрелки.
– Примерно в половине девятого.
Манетт сверилась с записями в своем блокноте.
– Звонок в службу 9-1-1 поступил в восемь сорок пять.
– Значит, я вернулся примерно без пятнадцати девять, – заявил Хэнкок, разводя руками. – Послушайте, если вы не возражаете, я бы хотел остаться один. У меня была чертовски тяжелая ночь.