На некоторых документах Хейзел поставила свою резолюцию, а несколько бумаг отложила до более спокойных времен (хотя порой кажется, что будущее не принесет облегчения). Удивительно, что она способна еще заниматься повседневной рутиной! Память даже услужливо подсказала, что Ник Грант угнал автомобиль в Кеннистоне два года назад. Пожалуй, стоит наведаться к нему и предупредить, до чего может довести подобное хулиганство. В наше время трудно напугать подростков и наставить на путь истинный! Она-то с ним поговорит, а вот не устроит ли он из разговора представление для своих одноклассников в школе прямо на следующий день?
Хейзел размышляла, как поступить с юным хулиганом, и вдруг ее окатило волной ужаса. В первый раз за три дня она не думает о матери! От этой мысли словно электрический разряд прошел по телу!
Тут в дверь постучали, и снова вошел Уингейт.
— Я подумал, вам будет интересно ознакомиться с этим делом, — доложил он.
Хейзел забрала у него очередную папку и заглянула внутрь.
— Не может быть! Ты шутишь?!
— Вовсе нет!
— После всех событий она шлет запрос за запросом? Вероятно, дама сильно расстроилась из-за судьбы своей милой кошечки!
— В любом случае закон запрещает содержать пум в качестве домашних животных, — добавил Уингейт. — Хозяйка лелеяла надежду, что кошечка погуляет и сама вернется домой.
Хейзел захлопнула папку.
— Вот уж чего никогда не произойдет!
— Как же поступили с телом бедняжки?
— Его отослали в зоопарк «Метро» для научных исследований, — вспомнила она. — Так что пусть хозяйка звонит им.
— Одно дело закрыто.
— Неси следующее, — попросила Хейзел.
В 03:30 утра, решив размять затекшую поясницу, Хейзел прошлась по зданию. Словно призрак она, никем не замеченная, пересекла приемную и направилась по дальнему коридору в подвал к камерам предварительного заключения. Обычно они пустуют. Опасные преступники, а ими в округе считались карманники, пьяные водители и превышающие скорость лихачи, были все же людьми разумными и едва ли давали повод для заключения под стражу.
Кстати, когда центр попытался в первый раз сократить личный состав управления Порт-Дандаса, Эмили Микаллеф, как мэр, заявила решительный протест, закрывшись в одной из камер. В то время, а это был 1973 год, Хейзел еще училась в академии и нисколько не верила в эффективность подобных мер. Что самое интересное, затея матери оказалась не напрасной и начальство отказалось от своих намерений. Хейзел вспомнила, как Эмили невозмутимо готовила на ужин салат по ту сторону решетки — как ни в чем не бывало сидела на скамье и спокойно крошила помидоры в простую миску. Сколько Хейзел себя помнит, мама всегда резала помидор на ладони, не пользуясь разделочной доской. От горьких воспоминаний защемило сердце.
Хейзел медленно повернулась к ступеням и осторожно стала подниматься по лестнице, стараясь не сгибать больную ногу. В подвале стоял полумрак, было темно и свежо. Мелькнула соблазнительная мысль поспать пару часов в одной из камер, но Хейзел не поддалась ей и поднялась вверх по лестнице. В коридоре поджидал взволнованный Уингейт — он смотрел на нее безумными глазами. Не объяснив ничего толком, Джеймс повернулся и направился в приемную. Хейзел, недоумевая, последовала за ним.
В приемной все полицейские были на ногах, словно хотели лишний раз показать ей свое уважение. Правда, они почему-то не повернулись к ней лицом, а двое ребят у входной двери держали в руках пистолеты и целились в сторону стойки дежурного сержанта Уилтона. По ту сторону стойки, чуть разведя руки в стороны, с невозмутимым видом стоял человек, называющий себя Саймоном Малликом. От неожиданности Хейзел показалось, что она действительно спит в камере и видит мучительный сон. Саймон, заметив ее, шагнул вперед.
— Мое почтение, инспектор, — поприветствовал ее он.
В тишине щелкнули затворы пистолетов обоих офицеров, державших преступника на мушке. Хейзел медленно приближалась к преступнику, и воздух казался тягучим, липким сиропом. Сотрудники расступались перед ней, а Хейзел, по-прежнему не веря своим глазам, боялась отвести от Саймона взгляд. Вдруг он исчезнет! Вдруг это всего лишь сон, мираж!
— Опустите пистолеты, — приказала она, повернувшись к нему лицом.
Выцветшие ввалившиеся глаза Саймона, словно желтые топазы, бесстрастно оглядели ее с ног до головы. Правда, где-то в их глубине Хейзел, без сомнения, различила облегчение, появившееся при ее приближении.
— Что ты сделал с моей матерью, Питер?
Он медленно моргнул и поправил:
— Вы ошибаетесь, меня зовут Саймон.
— Что ты с ней сделал?!
— Я приехал на машине, — с невозмутимым видом сообщил он. — Хотите поехать со мной? Буду крайне благодарен, если вы позволите одному из ваших офицеров заковать вас в наручники.
— Наручники не остановят меня, слышишь? Я все равно тебя убью!
— Для нас обоих будет небезопасно, если мы затеем ссору, когда я буду за рулем.
— Где моя мать?
В гробовом молчании Питер скрестил руки на груди. Левая ладонь была туго перевязана бинтом, пропитавшимся кровью. Питер напоминал умирающего ворона, чьи крылья перебиты и изорваны в клочья, остатки перьев взъерошены, и повсюду видны уродливые проплешины.
— Меня, так же как и вас, Хейзел Микаллеф, не устраивает подобный поворот событий, поверьте. Но в данный момент мы отчаянно нуждаемся друг в друге. В любом случае время не ждет и жизнь вашей матери под угрозой, поэтому позвольте любому из офицеров подготовить вас к поездке.
Из-за спины Хейзел неожиданно раздался голос Уингейта:
— Мы не отпустим ее, сэр. Надеюсь, не нужно объяснять причины? Я с удовольствием отправлюсь вместе с вами и выслушаю требования. В наших общих интересах необходимо убедиться, что никто не пострадает.
— Джеймс… — обратилась к нему Хейзел.
Маллик, подняв руку, остановил ее.
— Что за Джеймс? — спросил он.
— Уингейт.
— Ах да! Детектив Уингейт, если не ошибаюсь?
— Детектив-констебль, — уточнил Джеймс, подбираясь ближе к дежурной стойке.
— Вы ведь тоже участвовали в грандиозном захвате в Хамбер-Коттедже?
— Сейчас это не важно!
— Конечно, не важно, — легко согласился Питер. — Вы, наверное, возлагали на ту операцию большие надежды. Так и вижу, как вы залегли в засаде за кустом можжевельника в три ночи, предвкушая предстоящую победу! И каково на вкус разочарование?
— Согласен, мы вас недооценили, — признал Уингейт примирительным тоном. — Что было, то было! За долгое путешествие вы не совершили ни единой ошибки, так почему же хотите сделать это сейчас? Возьмите мой пистолет, наденьте наручники на меня, и я охотно последую за вами.