— Вы считаете, у меня ошибочное понимание сострадания? — спросил он.
— Ну если вы так это называете, то да.
— Вы не правы! Я не помышляю о сострадании, потому что оно означает «сочувствие чужому страданию» и является пассивным состоянием.
— О да, разумеется!
— Я вижу спасение в богослужении! Человек должен изливаться в живых проявлениях, и тогда получит Божье благоволение. Именно его я и предлагаю своим подопечным. А это нечто иное, чем обычное сострадание.
— Вы убивали живых людей, Питер! И только это правда, что бы вы сами себе ни наплели!
За окном автомобиля мелькнули руины сгоревшего фермерского домика. Хейзел попыталась вспомнить, пострадал ли кто в этом пожаре или был убит. Как назло, не припомнилось ни одной подробности. Слишком много подобных дел проходит через Управление полиции Порт-Дандаса!
— У нас с вами разные религиозные убеждения, — продолжал тем временем Маллик. — Но мы оба веруем!
— Господи, — досадливо проворчала Хейзел, — с вами пообщаешься и решишь, что имеешь дело со здравомыслящим человеком!
Он повернулся к ней лицом и, глядя прямо в глаза, сказал:
— Это только кажется!
— Смотрите за дорогой… — Ее сердце забилось в бешеном ритме.
— Почему бы вам, Хейзел, не высказать напрямик свое мнение обо мне? — Стрелка на спидометре стала стремительно уклоняться к критической отметке. — Ведь вы давно следите за моей скромной персоной! Я сумасшедший?! Ведь вы так считаете? Ну отвечайте же! Кто я, по-вашему? Скажите правду!
— Вы братоубийца, Питер Маллик! Вы убийца жен и матерей, вы…
Он резко свернул на обочину дороги, и Хейзел, не удержавшись на сиденье, стукнулась о дверцу, которая в следующее мгновение распахнулась, а разъяренный преступник вытащил ее из машины. Откуда только взялась сила в тщедушном, изъеденном болезнью теле! Хейзел упала на покрытую гравием дорогу, чуть припорошенную снегом, и острая боль пронзила ее с ног до головы. Доволочив ее до середины дороги, убийца навис над ней, а за его спиной в предрассветных сумерках слабо мерцало звездное небо.
— Питер Маллик умер! Закончилась его бренная жизнь!
Хейзел выплюнула ему на ботинки кровь, скопившуюся во рту.
— Может, присоединитесь к моей великой миссии? — вдруг спросил Питер.
— Мне все равно, что вы со мной сделаете.
— А как же мама?
— Скорее всего она уже мертва.
— Если вы так считаете, почему тогда поехали со мной?
— Иди к черту, Питер!
Он склонился над ней и перевернул резким движением на спину, а потом придавил коленом грудь. Она даже не почувствовала идущего от земли холода, руки и ноги горели как в огне.
— Зачем храбриться передо мной, Хейзел? Я не раз видел настоящую храбрость и мужество, и меня не обмануть! Вы думаете, что хотите умереть, но в действительности вам этого не нужно. Вот в чем разница между вами и моими подопечными! Они покинули бренный мир, потому что нуждались в смерти. Я дал им освобождение, тихое и блаженное, а они приняли его как благословение.
— Я заслуживаю смерти!
— Не сомневайтесь, досадная зануда, умрете, захлебнувшись собственным криком! — Убийца грубо схватил ее за рубашку, приподнял и посадил на землю. Хейзел казалось, что от боли отнялись ноги. — Вы не представляете, кто я на самом деле, — добавил Маллик.
— Почему не представляю? Очень даже представляю! — зло выкрикнула она. — Вы такой же, как и я! — От неожиданности преступник замер и удивленно воззрился на нее. — Скрываете гордыню под маской правосудия и справедливости!
Он поставил ее на ноги, и Хейзел услышала, как у убийцы хрустнули коленные суставы. Она позволила дотащить себя до автомобиля.
— Ваша мама жива, — неожиданно сообщил Маллик.
* * *
Они продолжили путь и заехали в густой и темный сосновый бор. В свете фар серебрился тихо падающий на землю снег. Голова у Хейзел гудела, во рту по-прежнему ощущался металлический привкус крови. Ноги почти не болели, вернее — потеряли чувствительность и казались двумя бесполезными деревянными чурками. Пока она приходила в себя, Усыпитель успел свернуть на грунтовую дорогу и придерживался еле заметной колеи. Попытавшись разобраться, в каком направлении едет убийца, Хейзел определила, что скорее всего они уже находятся в северо-западной части заповедника. Тут Питер свернул с наезженной колеи и поехал напрямую, между деревьями, то выезжая на узкие тропы, то снова плутая в густом лесу. Ветки сосен хлестали по стеклам автомобиля, и снег обсыпал машину белым дождем. Хейзел хотелось спросить, когда же они доберутся до места, но от страха она словно онемела, живот свело болезненной судорогой.
Наконец к семи утра Усыпитель выехал на галечную дорогу. Где-то в другом мире люди собирались завтракать в тепле и уюте своих домов, а Хейзел теперь так далека от всего, чем дорожила в жизни!
Вдали на фоне деревьев проступили очертания маленькой хижины. Подъехав к строению, Питер остановил автомобиль у входной двери и выволок Хейзел наружу. Из трубы домика шел дым. Вот и все! Здесь их обоих ждет вечное забвение! Лишь мысль о детях, которым предстоит пережить горечь утраты, болью отозвалась в сердце.
Убийца шагнул к входной двери. Другого шанса больше не подвернется! Хейзел стремительно извернулась и, ринувшись вперед, изо всей силы врезалась плечом в его спину. Питер не устоял на ногах. Хейзел даже не почувствовала сопротивления — так бывает, когда ломишься в открытую дверь. Однако вместе с Питером упала и Хейзел, рухнув на Маллика, что, впрочем, не уменьшило силу удара при падении. Под ней что-то хрустнуло, из груди убийцы вырвался короткий всхлип, он судорожно дернул ногами, а потом наступила тишина. Для большей уверенности она, наклонив голову, ударила его лбом в основание черепа, а сама попыталась встать на ноги. Со второй попытки это удалось, и Хейзел бросилась искать подходящий камень, чтобы сбить замок с наручников.
Возле хижины нашлась груда грязно-белого битого кирпича Схватив один из обломков, Хейзел стала бить им по наручникам. Она с силой опускала камень на железо, и в стороны разлетались искры, напоминая о звездном ночном небе, которое, наверное, станет последним, что увидит Хейзел перед смертью. Кольца наручников гнулись, врезаясь в тело. Камень окрасился кровью. Наконец один из замков не выдержал и открылся. Хейзел освободила распухшее запястье из оков и, обернувшись, увидела, что Питер пришел в себя и пытается подняться с земли. Подбежав к Маллику, она изо всей силы ударила его ногой в лицо, бросилась к двери, навалилась на нее всем весом и, барабаня кулаками, стала громко звать мать. Наконец, отойдя на шаг, она выбила дверь здоровой левой ногой. В хижине стояла кромешная темнота, изнутри не доносилось ни звука.
— Мама! — ворвалась с отчаянным криком в темную хижину Хейзел, оставляя за собой клубы пыли.