Взрослые мужчины за столом игнорировали дояров, и даже Торранс лишь перебросился с ними несколькими ничего не значащими фразами в те редкие моменты, когда не гоготал со своими приятелями или не шлепал кого-то из женщин по заду. Принесли еще выпивки, и к ощущению свободы, которое испытал Парфитт в самом начале, добавилось чувство собственной значимости. Гаррисон, Роуч и Медвелл уже хохотали, кричали, как и все вокруг, как будто уже много лет были завсегдатаями заведения «Динос». Парфитту вдруг стало тоскливо в роли наблюдателя. Ему хотелось смеяться вместе со всеми, шлепать кого-то по заднице, рассказывать анекдоты или танцевать на опилках.
— Мальчики, — прокричал Торранс, — нам пора трогаться!
Парфитт, очнувшись от своих фантазий, заморгал. В ушах снова загремело.
— Что? — крикнул он в свою очередь. — Куда мы идем?
Ему хотелось остаться. Из всех соблазнов этого вечера, понял он, его интересовали только женщины. И ему было плевать, сколько им лет.
— Увидите, — громко ответил Торранс. — Ночь в Эбирне сулит богатые возможности. Даже для таких юнцов, как вы. Пошли.
Компания Торранса поднялась из-за стола, и Парфитт с друзьями тоже. Он удивился, обнаружив, что нетвердо стоит на ногах, но его это не обеспокоило. Он был в приподнятом настроении. По дороге к выходу он, шатаясь, задел одного из посетителей. Тот не обратил внимания. На улице было свежо. Но даже ночной воздух не отрезвил молодого дояра.
Все набились в заводской автобус, который обычно развозил рабочих.
— Как тебе удалось заполучить его? — спросил Парфитт у Торранса, севшего за руль.
— У меня особые привилегии.
Парфитт не понял.
Как только автобус тронулся, дамы начали пересаживаться с места на место, и впервые за этот вечер одна из них заговорила с Парфиттом. Она была худая, даже слишком худая, с жирными волосами до плеч. От нее пахло духами и кремами, которые на мясном заводе делали из переработанных жиров Избранных. Запах был на самом деле неплохой, но он напомнил дояру о работе, и это было неприятно. Женщина села рядом, предательски близко, и сказала:
— Я тебя раньше не видела.
Голос у нее был низкий; хрипловатый и надтреснутый.
— Мы в первый раз в «Динос», — пояснил он.
Не было смысла лгать.
— А чем ты занимаешься?
— Дою коров. — Он показал на своих друзей, сидевших сзади. — Мы все дояры.
— Значит, ни колбасы, ни потрохов. Ни отбивных, ни пирогов.
— Да, это не наш цех.
— Ха. Очень хорошо. Кажется, ты мне нравишься…
— Джеймс.
— Я буду звать тебя Джимми. Твоя мама зовет тебя Джимми?
Парфитт пожал плечами, но не ответил. Его мать давно умерла.
— Должно быть, тебе нравится твоя работа. Весь день любуешься сиськами.
У него похолодело внутри. Он мгновенно протрезвел, насторожившись. Может, Торранс проверял его вместе с товарищами? Не в этом ли был смысл сегодняшнего вечера?
— Это богохульство, — сказал он. — У коров вымя. Интересно, что бы сказал ваш проповедник, если бы узнал, как вы говорите об Избранных.
Женщина не выглядела испуганной, но глупую болтовню все-таки прекратила.
— Это была всего лишь шутка, Джимми.
Некоторое время они молчали, но она не отсела и не отстранилась. Автобус трясся на ухабах, и она часто заваливалась на Парфитта. Ему это нравилось, но он все пытался сосредоточиться и сообразить, куда же они едут. Это было нелегко; он уже плохо ориентировался. Но ему почему-то казалось, что они направляются в Заброшенный квартал.
Кто-то пустил по рядам бутылку водки. Женщина сделала большой глоток и притянула к себе Парфитта, чтобы поцеловать. При этом водка перелилась изо рта в рот. От поцелуя он опьянел еще больше и забыл о бдительности. Женщина передала бутылку вперед, Торрансу, который сделал глоток и вернул бутылку. Женщина повторила поцелуй с водкой, после чего опять отдала бутылку. Парфитт расслышал смех и нежное воркование сзади. Кому-то из парней тоже повезло с женщиной, кто-то еще ждал своей очереди. Женщин на всех не хватало.
Когда автобус остановился, никто не захотел выходить. В салоне было тепло и уютно — идеальное место для поцелуев и объятий. Торрансу пришлось прикрикнуть на пассажиров, даже на своих приятелей. Шатаясь, они вышли из автобуса, ступая на темную разбитую мостовую. В такой дали от центра уличного освещения не было. Парфитт даже не мог разглядеть мысков своих ботинок, пока Торранс не принес газовую лампу.
— Сюда, — сказал он.
Они последовали за ним; некоторые шли взявшись за руки, остальные — поодиночке. Женщина Парфитта — она до сих пор так и не сказала, как ее зовут, — спотыкалась, и он поддерживал ее. Весила она мало, и, как он успел узнать в автобусе, «сиськи» у нее тоже были крохотные. Он подозревал, что пренебрежительно отзываться о вымени коров ее заставляла ревность, а вовсе не просьба Торранса разговорить его, Парфитта. Впрочем, его мало волновал размер ее сисек. Она была горячая и страстная, и он надеялся, что к концу вечера его ждет нечто больше, чем водочные поцелуи и ощупывание ее одетого тела.
Торранс вел их по каменистой дорожке между заброшенными зданиями и многоэтажными домами. Земля под ногами была черной, и ничего на ней не росло — ни трава, ни сорняки. Мужчины и женщины дошли до проема в бетонной стене. Торранс посветил перед собой лампой: ступени вели вниз, в кромешную тьму.
Заинтригованный, Парфитт двинулся вперед. Женщина крепче вцепилась в него, но не из-за крутизны ступенек, почувствовал он, а от возбуждения, от предвкушения чего-то необычного. Ее каблуки стучали по бетонным ступенькам, и эти звуки повторялись эхом в каменной тиши.
Парфитт расслышал приглушенный гул голосов, доносившийся сверху. Возможно даже, что это был плач. Торранс остановился перед выросшей как будто из-под земли стеной и постучал: три удара один за другим и два, разделенных паузами. Огромные раздвижные двери из стали, окрашенные под цвет бетона, медленно и бесшумно разъехались, скользя по хорошо смазанным полозьям. И тут же на пришедших обрушилась лавина звуков: ободряющие возгласы, свист, пьяный смех. Если в «Динос» слышался шум, рожденный атмосферой наивного веселья и отдыха, то здесь звучало что-то порочное, запретное. Торранс заговорил с охранниками, стоявшими у дверей, но из-за шума Парфитт не расслышал слов. Охранники расступились, и все вошли внутрь.
Коридор напомнил Парфитту длинные и узкие углубления и туннели, по которым Избранных гнали на бойню. По мере того как он и его спутники продвигались вглубь, шум голосов усиливался. Желтоватый свет многочисленных газовых ламп показался в дальнем конце коридора. Нетрезвая компания вошла в просторное прямоугольное помещение — подземный стадион. Должно быть, он вмещал примерно тысячу людей, но сейчас не был заполнен. Но даже от криков присутствующих зрителей можно было оглохнуть. Торранс увлек Парфитта и остальных к рядам прямо перед ареной. Зрители, едва завидев его мощную фигуру, тут же двигались, уступая места.