— Жители Эбирна, вы дети Господа и жители города Господа. Как его представитель, как хранитель вашего благополучия, я говорю вам: великое блаженство снизошло на нас сегодня. Рори Магнус, человек, который держал город на грани голода из-за собственной жадности, Рори Магнус мертв. Он умер, потому что Господь хочет видеть справедливый город, где все сыты и нет голодающих. Он хочет, чтобы в городе был порядок, чтобы в нем правило сострадание, а не жестокость. Он постановляет…
— Что насчет мяса? — прозвучал голос из толпы. Епископ не видел, кто это произнес.
— У вас оно будет. У всех горожан будет мясо. Возвращайтесь домой. Позвольте мне и моим проповедникам проследовать на завод, где мы восстановим контроль над производством. Потом мы сможем справедливо и щедро распределять Божественную пищу.
— Но мы уже голодаем, — крикнул кто-то другой. — Чем нам питаться сейчас?
Он знал, что ему не следует прислушиваться к таким вопросам и тем более задумываться над ответами. Нужно было оставить их без внимания и продолжать.
— Да! — раздался еще один голос. — Мы хотим мяса сегодня. Сейчас. А не какого-то там распределения.
Этот голос поддержали другие.
— Он прав.
— Никакого распределения.
— Дайте нам мяса.
— Мы не будем голодать.
— Мы хотим его сейчас.
Великий Епископ вновь поднял руки, успокаивая взволнованных граждан.
— Пожалуйста, прошу вас. Достаточно. Вы все наедитесь досыта, призываю Бога в свидетели.
Два проповедника, стоявших справа от Епископа, отступили назад, дальше от толпы. Всего на пару шагов, но толпа это почувствовала, хотя заметили немногие.
— Стойте на месте, — прошипел Великий епископ, не разжимая губ.
— Мы хотим мяса.
— Я уже сказал…
— Мы хотим мяса.
Отдельные возгласы сменил хор голосов.
— Мы хотим мяса!
— Добропорядочные горожане, я умоляю вас…
Он терял контроль.
Голоса множества людей звучали все громче, их глаза снова полыхали злостью.
— МЫ ХОТИМ МЯСА!
Кто-то кинул колотый кирпич. Он попал Атвеллу прямо между глаз. Епископ услышал, как треснула кость.
Хор замолк.
Атвелл зашатался, не понимая, что произошло. Кровь хлынула из раны, заливая его лицо, стекая на одежду и окрашивая ее в темно-багровый цвет. Проповедник рухнул на колени и упал лицом в землю.
Снова зазвучал хор голосов, на этот раз монотонно, уже не слышалось отдельных выкриков.
— Мы хотим мяса… Мы хотим мяса.
Ритм отбивали сапоги.
— Мы хотим мяса… Мы хотим мяса.
Хор набирал силу.
Из скопления горожан вылетел еще один кирпич. Великий епископ видел, как он летел и достигнул цели. Он не мог сказать, кто из проповедников пострадал, но услышал крик боли.
Возникла короткая пауза. В это мгновение обе стороны как будто готовились к действиям. Вдруг словно невидимая волна прокатилась между ними. И тогда все проповедники развернулись и бросились бежать. Из толпы в них полетели камни и булыжники. Они ударяли по головам, по спинам и ногам. Проповедники начали падать, и внезапно рванувшая вперед толпа буквально втоптала их в землю тысячами пар грохочущих ног.
Великий епископ приподнял полы своих одежд и бросился бежать.
Канава была достаточно глубокая, так что никто не видел их ни с дороги, ни с территории завода. Время от времени Шанти останавливался и выглядывал из зарослей высокой травы и сорняков.
Коллинз и его сторонники разделились на две группы. Одна противостояла людям Бруно, другая блокировала заводские ворота. Появление Бруно вдохновило Торранса и его рабочих — теперь противник был в ловушке, не говоря уже о том, что в меньшинстве. Решающего удара ждать было недолго. Шанти не хотел этой мясорубки, но идти на помощь было глупо. У него была своя роль в этой жизни, как сказал Коллинз. И другого пути не было.
Чуть впереди, по другую сторону дороги, он увидел забор, ограждавший территорию завода позади цехов. Шанти знал, что забор старый и заброшенный. Пробраться через него не представляло труда. Он опустился на колени.
— Девочки, оставайтесь здесь. Ложитесь на дно канавы или зарывайтесь в траву, но, что бы ни случилось, не выходите искать меня. Никто не должен вас увидеть. Поняли?
Последовали два печальных кивка головой, а из глаз потекли тихие слезы.
Он крепко обнял дочерей и сказал:
— Если бы существовал другой способ сделать это, чтобы при этом мы остались вместе, я бы выбрал его. Но его нет.
А при этом подумал: «Но если мы выживем, никто из вас больше никогда не увидит того, что творится на заводе. Это место не имеет права на существование».
Потом вслух добавил:
— А сейчас прячьтесь, мои милые. Я вернусь за вами, как только смогу.
Он поцеловал их, убеждая себя, что делает это не в последний раз.
Затем пополз по дну канавы, стараясь удалиться как можно дальше от заводского двора, чтобы его никто оттуда не увидел. Наконец он выскочил из канавы и перебежал дорогу. Забор в одном месте был практически разрушен, и Шанти легко преодолел его и побежал прямо к стене первой заводской постройки. Стена была деревянная. Он достал из кармана девять наперстков и надел их поочередно на два указательных пальца, на два средних, на два безымянных пальца, на два мизинца и на один большой палец.
После чего начал стучать в стену, громко и настойчиво, словно безумец, играющий на беззвучном пианино.
Коллинз стоял рядом со Стейтом и спиной к Вигорс.
На дороге стояли Бруно и его бойцы — готовые напасть, но выжидающие. А в заводском дворе собралось слишком много мужчин, сосчитать их было невозможно. Сторонники Коллинза стояли спина к спине, лицом к противнику. Было прекрасно умереть вот так, и Коллинз был к этому более чем готов. Его жизнь и так уже пересекла рубеж, который он себе отмерил. Он мог бы умереть в тот день, когда оказался в кабинете Магнуса, если бы только не осознал вдруг, что может уйти из жизни более красиво, прежде успев многое сделать.
Однако легко отдавать победу противнику Коллинз не собирался. Он и его сторонники могли уничтожить немало врагов, а остальных заставить помучиться. Но запасы внутреннего света не были безграничны. Рано или поздно его энергия иссякла бы, и тогда им пришлось бы тяжело.
Он быстро оценил ситуацию и подумал, как лучше использовать свои малочисленные силы. Наконец ему в голову пришла идея. Он прошептал указание на ухо Стейту, и сигнал тут же распространился среди сподвижников. Незаметно для противника они все завели руки за спину и в последний раз соприкоснулись, насыщая себя силой и дружбой.