— Да? — Это все, что удалось выдавить из себя Алексис.
Она подумала, не сказать ли, что ее мать была литературным агентом, но решила, что в этот момент такой комментарий прозвучит слишком уж прямолинейно. Может быть, скажет попозже.
— Именно так. — Дэниелс сжал руки на коленях, посмотрел на них, потом перевел взгляд на Алексис, она почти физически ощутила исходящий от него магнетизм. — Моя компания владеет несколькими типографиями, и я подумал, что было бы вполне естественно заняться книгоиздательством. Мы печатаем книги для наших клиентов, так почему бы нам не открыть собственный издательский дом?
Он повернулся к Морти, чтобы посмотреть на его реакцию.
— Отличная мысль, — с энтузиазмом поддержал Морти. — Мама Алексис — лос-анджелесский литературный агент, так что она хорошо знакома с этим бизнесом. Можно сказать, выросла в нем. Он у нее в крови.
Бросив на Морти цензорский взгляд, чтобы притушить его восторг, она спросила Дэниелса:
— Какие книги вы планируете выпускать?
— Об убийствах, — напрямую сказал он, поддержав свое вызывающее заявление зловещей улыбкой.
Алекс заерзала на диване, воображение уже нарисовало ей обложки книг с ножами, с которых стекает кровь, очерченные мелом силуэты трупов — стереотипные образы, приходившие ей на ум при упоминании о любом продукте, которые она затем прорабатывала, очищала, исследовала и перестраивала, чтобы сделать концепцию свежей и новой. Эти идеи были ей очень близки, слишком близки, и потому ей стало не по себе. Или дело в Дэниелсе, который производил впечатление, будто он знает больше, чем можно было подумать?
— Мистер Дэниелс хочет полный пакет услуг. Название, логотип, бланки…
— Целиком, от начала до конца, — прибавил Дэниелс.
— Прекрасно. — Алексис улыбнулась им обоим, показывая, что ее радует перспектива заняться этим проектом.
— Мистер Рикнер показал мне некоторые ваши работы. Я потрясен. Чем бы вы ни занимались, вам часто удается внести элемент интриги. Вы замечали это?
— Нет. — Она чуть подалась вперед. — Едва ли.
— Ощущение… — он помолчал, сглотнул, сжал губы, его глаза блуждали по абстрактной картине на противоположной стене, он тщательно подбирал слова, потом снова повернулся к ней, — …сдерживаемого желания дать волю. Напряжение. Тревога.
— Приходится заманивать клиента, — сказала она, лукавая улыбка играла у нее на губах.
Он кивнул.
— Заманивать. Да, это слово я искал. — Он попытался ответить ей такой же улыбкой, потом повернулся к Морти: — Именно это я и имел в виду.
— Хорошо, — сказал Морти. — Просто отлично. — Энтузиазм переполнял его, лицо светилось восторгом.
— Я уже почти все сказал.
Очень жаль, захотелось вставить Алексис. Она сосредоточилась на Дэниелсе, она сделала себя сильнее, сказала себе, что это тот мужчина, с которым она могла бы лечь в постель и не вылезать из нее несколько дней. Она была готова на это прямо сейчас, ей отчаянно этого хотелось, чтобы успокоиться, чтобы не чувствовать себя одинокой, испытать простое человеческое удовольствие от прикосновения кожи к коже. У нее так ныли мышцы, что ей захотелось упасть в постель и больше никогда ни о чем не думать. Ей страшно хотелось массажа; ее плечи и шея затвердели, как камень. Глядя на его руки, она увидела, что его большие пальцы чуть шевелятся.
Ей довелось встретить в жизни только одного человека, похожего на Дэниелса, обладавшего таким же обаянием мгновенного действия, и это случилось, когда ей было двадцать два, в Нью-Йорке, еще неоперившимся птенцом, когда она получила одну из своих первых работ в фирме «Ван Харт дизайн», куда ее пристроила подруга матери Эдит ван Харт. Тот человек тоже был клиентом — клиентом ее матери, писателем по имени Тони Уайтхед, с которым она встретилась, когда он приехал в Нью-Йорк со своей рекламной кампанией. Алексис связывало с ним два обстоятельства. Во-первых, он был клиентом агентства ее матери, а во-вторых, Алекс создала концепцию обложки его новой книги. И это быстро свело их, сделало их близкими, сломало барьеры.
Тони счел, что ее обложка была наилучшей визуальной презентацией среди всех его книг до того момента. Они тут же поладили, его энергия и страсть в соединении с мрачной репутацией сделали его неотразимым. Это продолжалось шесть или семь месяцев. Каждый раз, как он приезжал в город, заходили разговоры о его переезде в Нью-Йорк, но, несмотря на их влечение друг к другу, они оба знали, что долго это не продлится. Его работа была слишком важна. Только она имела для него значение, только об этом он говорил, о своих персонажах, чувстве места, литературной теории и делах, о том, что другие делают в этой области и как их посредственность ему надоела. Он сказал ей, что презирает писательскую жизнь, но обожает ее при этом. Она была для него как любовница, и он выбрал одинокую жизнь с ней, бродя по миру. «Единственное, что мне нужно, — сказал он Алексис, — это почта, чтобы отправить написанное. Где есть почта, мне все подходит».
Алексис завидовала такой преданности и по-прежнему часто о нем вспоминала, даже изредка получала открытки, отправленные из какой-нибудь страны с чудесными описаниями туземцев и их обычаев.
— Конечно, мне понадобится дополнительная информация, — сказала Алексис, мысленно возвращаясь в офис.
Дэниелс поглядел на нее:
— Какая?
— Какие именно книги вы собираетесь публиковать. Специфика жанра. Детективы, ужасы, жестокости и так далее…
— Жестокости? — Дэниелс посмеялся. — Нет, это вряд ли. Это мне не потянуть. Ничего такого живописного. Я кое-что почитал на этом рынке, и мне кажется, что в основном читатели не интересуются особенно жуткими вещами.
— Значит, вы говорите о массовых детективах?
— Да, что-то в этом роде, но… — У Дэниелса пикнули часы, и он взглянул на них, прежде чем выключить звук. — Извините, у меня назначена другая встреча. Мы задержались немного дольше, чем я ожидал.
Алексис поднялась.
— Я понимаю, это моя вина.
— Нет, не беспокойтесь.
— В метро кто-то бросился под поезд.
Дэниелс задумчиво улыбнулся и встал лицом к Алекс.
— Возможно, наша первая книга будет о самоубийце, которого на самом деле убили.
Алексис непринужденно посмеялась и пожала протянутую ей руку. Она заметила, что на этот раз он держал ее руку намного меньше. Она надеялась, что он не рассердился на нее за опоздание. Или, быть может, он почувствовал двойственность ее отношения. Глупости, сказала она себе. Просто он торопится. Он заранее назначил несколько встреч.
— Мне бы хотелось, чтобы вы начали работу как можно раньше. Мы хотели бы запустить несколько книг этой весной, к летним отпускам. Могли бы мы встретиться завтра?
— Значит, у вас уже есть рукописи?
— Рукописи? — спросил Дэниелс, как будто обескураженный. — Да, конечно. Я просто задумался о другом. Сроки поджимают. Одна из наших писательниц запаздывает с последним вариантом рукописи. Меня это немного беспокоит. Но конечно, у нас для начала есть четыре фантастические рукописи.