— Что ты скажешь, если мы улетим в Испанию пораньше?
Алексис улыбнулась ему:
— Не знаю. Мысль заманчивая.
Он продолжал говорить непринужденным тоном:
— Меня нервирует погода.
— Сегодня не такой уж плохой денек. — Она посмотрела вверх, на здания, солнце и ярко-голубое небо. Глубоко вдохнув, она улыбнулась еще шире.
— Ты можешь уйти с работы раньше? — Не чувствуя этого, он ускорил шаг.
Пожилая пара лет за шестьдесят посмотрела на них, когда они проходили мимо, и поздравила их с Рождеством.
— И вас с Рождеством, — ответила Алексис и остановилась, чтобы посмотреть на удалявшихся по улице стариков. — Кто бы сказал, что Нью-Йорк — холодный город?
— Сейчас-то холодно, — сказал Небесный Конь, притворяясь, что дрожит.
— Ты просто ребенок, который терпеть не может холода. — Она щурилась на ярком солнце, отраженном от снега и стали, от ее дыхания шел пар. — А мне нравится. Или просто дело в том, что мне нравишься ты.
Он усмехнулся.
— Просто зимой я становлюсь мрачным. Это такое время года, когда чего-то не хватает, когда все скрыто. Время обмана.
— Как мрачно, Скай.
Он посмотрел на нее с невозмутимым выражением лица, потом отвернулся, как будто обиделся.
— Эй, я просто пошутила. — Она чуть наклонилась вбок, чтобы заглянуть ему в лицо, но он направился вперед, не сказав ни слова. — Скайлер… — позвала Алексис, догоняя его. — Я понимаю про зиму. — Она взяла его под руку. — Я знаю, о чем ты говоришь. Зимой все становятся странными. Я где-то читала, что это из-за недостатка солнца. Я тоже становлюсь какая-то подавленная. Можно полежать в солярии или еще…
Небесный Конь не слушал. Краем глаза он заметил машину, медленно ехавшую за ними. Иди, сказал он себе. Иди, иди. Потом он произнес это вслух:
— Иди!
Он ускорил шаг.
Алексис сделала ошибку: она инстинктивно оглянулась назад. Небесный Конь съежился от ее движения и крепче сжал ее руку.
— Алексис, не оборачивайся. Смотри вперед.
— Что происходит?
Она остановилась и отняла от него свои руки и уставилась на машину, которая медленно проехала мимо них. Человек за рулем внимательно их рассматривал. Громила с лохматой черной бородой и волосами до плеч, одетый в бледно-голубой джемпер и спортивные очки в серебристой оправе. Совершенно неуместная в таком наряде, на его лоб была надвинута мягкая черная шляпа с большими полями.
— Кто это? — спросила Алексис, когда машина проехала.
— Не знаю. Может быть, это связано с твоим приятелем, который выбросился из окна.
— Полиция?
— Наверное.
Небесный Конь с облегчением вздохнул, заметив узенькую лазейку, куда он мог проскользнуть и выйти из-под подозрения, под которым случайно оказался.
— Кажется, полиция тобой интересуется.
Если продолжить эту мысль, то, возможно, ему удастся убедить Алексис уехать пораньше.
— Я ничего не сделала.
— Давай разрядим обстановку. Забудь об этом. — Он обнял ее за талию и привлек к себе. — Ты, я и солнце.
Она чуть отодвинулась от него с улыбкой, ведь он очень редко проявлял на людях свою нежность.
— Полиция рекомендовала тебе не уезжать из города?
— Нет.
— Хорошо.
— Не могут же они действительно считать, что я это сделала.
— Я перенесу вылет на двадцать шестое. Ты когда-нибудь летела ночью над Атлантикой? — Он не дожидался ответа, зная, что летать над Атлантикой ей не доводилось. — Это прекрасно.
Он прижал ее к себе и поцеловал нежно, но страстно, прижав ее тело к своему и вызвав ее стон. Потом он прошептал:
— Атлантика прекрасна так же, как ты, Алексис. Совсем как ты.
Морти держался за ними на безопасном расстоянии. Он думал, о чем они говорят. Его сердце яростно колотилось. Только следя за Алексис, он чувствовал себя поистине живым. Если бы только он мог этим зарабатывать на жизнь, стать частным детективом, но следить только за теми, кого он любит. Была в этой мысли сладость, привкус изысканной романтики.
Он дошел за ними до 116-й, потом по Ленокс-авеню до парка. Алексис и Скайлер Дэниелс разговаривали лишь иногда, им не нужны были слова. Морти завидовал этой близости. Он всегда чувствовал, что ему нужно говорить, сказать что-то, произвести впечатление. Это в нем говорила неуверенность. Даже с собственной женой он чувствовал потребность постоянно указывать ей, как правильно делать то или другое. Он был так воспитан, строгий отец всей семье внушил определенные правила. Его мать держала свое мнение при себе ради своего единственного ребенка, не желая ввязывать его в споры, и брала все на свои плечи до того дня, когда уже больше не могла терпеть и просто исчезла. Оставила его так же, как потом его оставила жена, Джун. И он снова остался один, и ничто не продолжалось долго.
— Больше никогда, — беззвучно прошептал он.
Если бы только он мог сблизиться с Алексис. Он поклялся, что тогда он изменился бы, стал любящим и терпеливым. Она — именно та, кто мог бы ему помочь. Она обладала естественной легкостью, которой ему не хватало, которая примиряла его с самим собой. Она была добродушна и полна жизни. Энергична. Он нуждался в этом ощущении покоя в отношениях, чтобы облегчить свое бремя.
Когда Морти видел, как человек, которого он считал мошенником, этого Скайлера Дэниелса, если его вообще так зовут, идет рядом с Алексис, это наполняло его какой-то усталой ненавистью. Он чувствовал себя бессильным, но потом в нем появилось смутное ощущение силы, когда он подумал о Лео Педдле. Разумеется, детектив уже выяснил, что за птица этот Скайлер Дэниелс.
Вопреки свойственному Рождеству духу доброй воли, Морти надеялся услышать самую ужасную весть, самую черную, самую компрометирующую, изобличающую информацию, чтобы он смог освободить Алексис.
Ньюлэнд сидел в шикарной переговорной комнате, занятый официальной беседой с несколькими важными покупателями, когда раздался звонок. Извинившись, он попросил разрешения удалиться на несколько минут, чтобы ответить у себя в кабинете. Он шлепнулся в кресло, повернулся и, глядя на людный простор Бей-стрит, слушал, как Лео Педдль в Нью-Йорке докладывает ему обстановку и спрашивает, по-прежнему ли за голову Дэниела Ринга по кличке Небесный Конь предлагается двадцать тысяч долларов.
Ньюлэнд знал, что его телефон не прослушивается, поскольку постоянно проверял его на жучки с помощью аппарата «ПривоЧек», меленькой электронной коробочки, крепившейся сбоку на кнопочном корпусе телефона. Он чувствовал себя неуязвимым после эпизода с проституткой, выйдя на свободу после того, как выдал себя. Проститутка отказалась предъявлять обвинение, все отрицала, она всего лишь хотела, чтобы ее оставили в покое и дали вернуться к обычному занятию. А поскольку эта девчонка Киф уже не стояла у него на дороге, Ньюлэнда обуяла неукротимая энергия. Утром он пробежал восемь миль, даже не запыхавшись и не вспотев. Его воля была из камня, тело непробиваемо. У него появилось чувство нового рождения. Христос в деловом костюме. Нет времени для сомнений. «Сегодня я Иисус Христос, — сказал он себе. — Это мой день». Он ухмыльнулся и посмотрел в окно, вплывая в восторг высоты.