Они оставят ее в живых. И никаких видимых повреждений на ее теле не будет. Но в течение очень долгого времени она ни с кем не сможет разговаривать.
Когда из просмотрового зала перестают поступать распоряжения, Тедди Броуди начинает нервничать. Он действительно надеялся на то, что Бигл ему что-нибудь скажет о его работе. На самом деле он рассчитывал даже не на «что-нибудь», а на похвалу и признание его способностей, что позволило бы ему сказать: «А теперь, сэр, пожалуйста, прочитайте мою заявку».
Тедди протискивается между мониторами и заглядывает в щель — в зале никого нет. На мониторах продолжает мелькать изображение, но его никто не смотрит. В углу на пульте, словно ненужная, брошена страница, которая вполне может оказаться его резюме о пропаганде. Внутри у Тедди все опускается.
И он решается войти в зал. Он никогда еще этого не делал, если не считать первого дня работы, когда его провели по Кинемату и показали, как его скромные усилия на задворках могут привести к творческим находкам у режиссера. Да и вообще, он предпочитал никуда не заходить без приглашения с тех пор, как ему исполнилось шесть лет. Или семь? Или восемь? Или пять? Он вычеркнул это из своей памяти. И вот, когда он прикасается к ручке двери, он чувствует, как на него накатывает невообразимый страх. Гораздо более конкретный, чем опасения за собственный сфинктер. Он понимает, что тогда его взору открылись обнаженные родители, занимавшиеся сексом. Какой ребенок не сталкивался с этим зрелищем? Так почему же для него это оказалось такой травмой? Почему же он так плакал? И откуда в нем взялась эта ярость? Он поворачивает ручку двери, и та абсолютно бесшумно открывается. И внутри его не ждут ни слезы, ни ярость, ни деспоты. Просто пустое помещение с массой видеоэкранов, которые беззвучно рассылают разноцветные вспышки, обреченные на увядание на всех отражающих их поверхностях.
Тедди в зале. И он интуитивно чувствует, что правильно сделал, войдя сюда. Он был хорошим мальчиком. Слишком хорошим. В этом мире нельзя добиться успеха с помощью обходительности, вежливости, безупречной честности и искреннего уважения. Да и существовал ли когда-нибудь мир, в котором это ценилось? Здесь ценилась только информация, особенно краденая. Здесь ценилось умение говорить людям то, что они хотели слышать, ибо кому нужна правда? Правду можно было оставить для себя, когда вы наедине с собой заглядываете в уродливые и убогие зеркала. Здесь краденая идея ценилась выше оригинальной, и единственное, что требовалось от плагиаторов, — чтобы адвокаты у них были лучше и счета больше, чем у тех, у кого они крали. И Тедди понимал, что пора или вырасти, или покончить с этим делом раз и навсегда. И уехать — нет, конечно, не домой, домой — ни за что, а в какое-нибудь пристанище для неудачников типа университета.
Он бесшумно подходит к пульту и видит свой конспект. Без каких-либо оценок. А затем он замечает наброски Бигла — названия фильмов.
На кухне в Кинемате стоит бутылка шампанского, и Бигл считает, что вполне заслужил бокал. Он звонит жене, но ее нет дома. Он спускается в приемную и видит там незнакомую женщину. А Китти была такой замечательной, пока у нее крыша не съехала. С ней бы он мог отпраздновать свою победу, и она бы даже не спросила, чему он так радуется, а просто радовалась бы вместе с ним.
Остается звонить Хартману. В конце концов, Дэвид был вторым человеком в мире, которому было все известно.
Хартман снимает трубку.
— Я стою здесь с бокалом шампанского и советую тебе сделать то же самое. Потому что я все придумал, — говорит Бигл.
Хартман на другом конце провода откидывается на спинку кресла, закрывает глаза и с облегчением вздыхает. Ну и работка! — дожидаться, когда этот гений сделает то, что надо.
— Я открываю бутылку, — откликается Хартман, — и поднимаю бокал за тебя.
Бигл дожидается, пока Хартман вернется к телефону, и они чокаются бокалами со своими трубками. Хартман проглядывает свой ежедневник, пытаясь решить, какую встречу отложить, чтобы встретиться с Биглом не позднее следующего утра, и тут он вспоминает эту историю с секретаршей, которая продолжает его мучить.
— Линк, а эта твоя Пржизевски была хорошей секретаршей? — У Хартмана возникает идея куда-нибудь ее пристроить, где бы он мог присматривать за ней, чтобы она не попала в лапы «Юниверсал секьюрити».
— Отличной.
— Действительно?
— Китти? Да. Пока у нее крыша не съехала.
— А что случилось?
— Она потребовала, чтобы я дал роль ее дочери в следующем фильме. Я никогда этого не любил, но в данном случае и ролей-то никаких не будет. Я ей так и сказал, а она взбесилась.
— А ты бы хотел, чтобы она вернулась?
— Конечно. Еще как. Если, она, конечно, успокоилась.
— Так почему бы тебе не позвать ее обратно? — говорит Хартман. — Позвони ей. Скажи, что разговаривал со мной и что наша компания согласна представлять ее дочь. Мы дадим ей агента. Китти будет счастлива, ты будешь счастлив, и все будут заниматься своим делом.
— Заметано, — отвечает Бигл.
И они договариваются о встрече.
Чез видит, как открывается дверь в доме Китти. Он улыбается и кладет руку на промежность. Его член уже пульсирует в предвосхищении дальнейших событий. Бо при виде этого жеста разражается смехом. Игры Чез не совсем соответствуют тому, что сделал бы Бо, будь он один, но сейчас не ему решать.
Китти выходит из дома. И Чез нажимает на газ.
В доме раздается телефонный звонок, и Агнес снимает трубку.
— Привет, а Китти дома?
— Кто это?
— Это Линк.
— Вряд ли она захочет с вами разговаривать, — с праведным негодованием отвечает Агнес, как это делают героини мыльных опер.
— Я думал, мне удастся уговорить ее вернуться обратно.
— Вряд ли она захочет возвращаться, — отвечает Агнес.
Китти на улице подходит к машине, а Чез и Бо притормаживают как раз в том месте, где они запланировали совершить похищение.
— Это Агнес? — спрашивает Бигл.
— Да.
— Вы знакомы с «Репризентейшн компани»?
Конечно, знакома. Она же выросла в Лос-Анджелесе.
— Естественно, — отвечает Агнес.
Бо достает карту и принимает озадаченный вид.
— Так вот, Дэйв Хартман, глава компании, мой хороший друг. Мы с ним говорили о вас, и он сказал, что его компания с радостью будет вас представлять, если вас это устроит.
Во опускает стекло.
— Э-э, простите, мисс, — окликает он Китти. — Похоже, мы заблудились.
Китти смотрит на часы. У нее есть лишняя минутка, которую она может уделить заблудившемуся приезжему.
— А куда вам надо? — спрашивает она.
Пусть сделает шаг, и тогда Бо выйдет вместе с картой и листком бумаги.