— Ты чего, это… у МЕНЯ спрашиваешь?
— Да. Это я у тебя спрашиваю.
Тим отбрасывает ветошь на дно лодки. Встает. Эмиль глядит на него напряженно. Тим полуотворачивается от Эмиля — так, что не смотрит на визави впрямую, но и не теряет его из поля зрения. Скептически оглядывает раскуроченный движок.
— Ключ подкинь, — говорит.
— Что?
— Ключ. Справа от тебя.
Эмиль смотрит на ключ-справа-от-себя. Здоровый разводной ключ, лежащий на брезентухе. Глядит на него, на Тима, на ключ, на Тима… Тим поворачивается к Эмилю. Смотрит на него без выражения и молча ждет. Некоторое время тянется двусмысленная пауза. Потом Эмиль медленно подбирает ключ. Медленно делает пару шагов к Тиму. Медленно протягивает ему ключ. Тим медленно перенимает его. Они с Эмилем смотрят друг на друга. Потом Эмиль разжимает пальцы. Тим с ключом медленно разворачивается к лодке и принимается ковырять ключом в недрах мотора. Эмиль глядит на него.
— Негатив… — в голосе Тима слышна ухмылка. — В чем ты меня подозреваешь?
— Не знаю… Я, Тим, насчет тебя вообще ничего не знаю.
— Пятнадцать.
— Что?
— Пятнадцать сантиметров.
— Чего?
— Хер у меня длиной пятнадцать сантиметров. Что еще ты хочешь обо мне знать?
Тим, снова развернувшись, пристально — и, в пику словам, без тени улыбки — смотрит на Эмиля, механически, но вместе и демонстративно помахивая увесистым ключом. Эмиль тоже смотрит на визави.
— Я думал, я знаю Артема… — медленно говорит Эмиль. — Андрея… и Алису. Я думал, я чего-то понимаю за Горбовского… и за Голышева… За последние два дня я узнал про них про всех такое… что я уже ни фига не понимаю. И готов допустить все что угодно… — делает паузу. — Например, что не было никакой войны двух учеников Нашего… И что не было никакой атаки налоговиков на «Росойл»… А Голышев и Горбовский оба просто разыгрывали роли, которые для них сочинил Наш.
Тим, который успел уже отвернуться к своему многострадальному мотору, мгновенно, но пристально косится на Эмиля.
— Зато я знаю… — продолжает тот. — Знаю, что Ненашев все пять лет держал тебя в ЭКРАНе в нарушение всех школьных правил и элементарной логики. Так что давай-ка ты все-таки объяснишь, почему он это делал.
Правая рука Эмиля заведена за спину. Пальцы обхватывают рукоять пистолета Макарова, простецки засунутого сзади за брючный ремень под светлой фалдой Эмилева пиджака. Эмиль большим пальцем тихонько снимает «макарон» с предохранителя.
Тим с ленивой ухмылочкой отрывается от мотора и поворачивается к Эмилю:
— Правда хочешь знать, Негатив? — демонстративно откладывает ключ. — Ну слушай. Наш и в самом деле сознательно нарушал собственные правила — один, два, три, четыре года подряд, когда переводил меня с курса на курс. Знаешь, почему он это делал? Он боялся вас. Вас — которых так тщательно отобрал и заботливо растил. Вас — лучших из лучших. Таких целеустремленных. Таких амбициозных, — он тоже совсем не похож сейчас на себя обычного — говорит четко, едко, зло. — Таких победительных, ясноглазых… Сначала подспудно, а потом уже откровенно, по мере того как вы оправдывали, какое там — превосходили его ожидания! — он боялся вас. Он не ожидал с таким встретиться. Он просто никогда в своей практике с таким не сталкивался — среди всех поколений его учеников вы оказались первыми такими… Он мне потом сам признался — чего я так уверенно говорю… По пьяни, кстати, признался. Ты не знал, что он в последний год начал довольно здорово квасить? Не знал, естественно. Наш не позволял себе распускаться перед учениками. Он перед одним учеником позволял себе распускаться — передо мной. Потому что я был для него не совсем ученик. Я был для него спасительный пример. Пример того, что в нашем поколении не все — такие, как вы. Такие ясноглазые и уверенные в себе. В себе и в мире. Уверенные, что в мире все просто. Что вы знаете, где в нем что лежит и сколько надо проделать движений, чтобы взять то, что вам нравится. И сколько надо сделать логических умозаключений, чтобы понять, где лежит то, что заныкано. Такие… умеющие сосредоточиваться на цели. Отсекать лишнее. Переживать неприятности по мере их поступления… Он, знаешь ли, полагал, что умение отвлекаться на лишнее — это необходимая составляющая человеческого в человеке. А также умение заморачиваться по недостойным поводам. А в вас он этого не видел. Человеческого он в вас не видел. Он видел перед собой каких-то сверхчеловеков. А значит — не совсем человеков… — Тим встает, сует руки в карманы, медленно идет в сторону Эмиля. — И что, Негатив, скажи мне — он был не прав?
Эмиль в продолжение этого монолога снова ставит пистолет на предохранитель, потом проталкивает его глубже за пояс и убирает руку с рукояти.
Закончив монолог, Тим останавливается перед Эмилем. Тот, сунув руку в карман и вытащив из него что-то маленькое, вдруг бросает это маленькое Тиму. Тим машинально ловит. Смотрит. В руке у него — пробка от сильно экзотического сорта пива. Тим поднимает глаза на Эмиля и вопросительно задирает брови.
— Не узнаешь? — Эмиль.
— Что?
— Не помнишь?
Тим, продолжая хмуриться, поднимает подбородок — кажется, он вспоминает.
Комфортабельный номер в хорошей гостинице. Англоязычное глухое бормотание включенного ТВ. Возле столика в кресле сидит Алиса с мокрыми волосами в купальном халате. Указательным пальцем правой возит по столешнице пивную пробку — ту, что нашла в косметичке. От этого получается тонкий малоприятный металлический звук. Вдруг Алиса перестает двигать пробкой и решительным щелчком отправляет ее прочь со стола. Встает. На стене — зеркало. Без выражения глядя на себя, Алиса включает фен.
Десять лет назад
Школа. ЭКРАН. Коридор. Открывается дверь с табличкой «Директор». Появляется хмурый подросток. У окна — кто-то опирается о батарею отопления, кто-то взобрался на подоконник — его ждет стайка приятелей. Подросток идет к ним.
(Пивная пробка. Рядом — еще одна, от другого сорта… еще одна… еще… Все они помещены в пластиковые кармашки — наподобие тех, в которые филателисты пакуют марки, а нумизматы — монетки…)
— Ну че?
— Ниче. Погрызал и отпустил.
— Санкциями грозил?
— Грозил… Но не всерьез.
— Коллекцию видел?
— Не слепой.
— Нехило, прикинь?
— Это че, типа от пива все крышки?
— Ну.
— Это он все сам выпил?..
— Не, по мусорникам насобирал!..
Дружное ржание.
(Пальцы — явно принадлежащие взрослому, даже пожилому: узловатые, длинные, — извлекают из кармашка последнюю пробку в ряду.)
АРТУР КОМИНТОВИЧ НЕНАШЕВ