— Третий год.
— Ну и что — тебе нравится? Вот такая работа?
— Да, — в Вадиме дернулась здоровая злоба. — Нравится.
— Что тебе нравится?! В кнопочки весь день тыкать?!
— Слушай, — он разом освобожденно похерил нормы психиатрической дипломатии. — Чего тебе надо вообще, а?
— Поговорить хочу. Не рыпайся так. Чего тебя стремает? — взъерошенный полез за пояс. — Это тебя стремает? — вытащил пистолет. — Окей. Давай я его уберу, — бросил пушку в свою немереную сумку. — Все. Считай, что его нет. Я хочу просто нормально поговорить. Выяснить. Так что тебе нравится в твоей работе?
— Мне нравится, — Вадим вдруг совершенно ясно почувствовал, что перехватывает инициативу, — хорошо выполнять свои обязанности.
— А ты их хорошо выполняешь?
— Да. Я их хорошо выполняю. Лучше всех в фирме.
— И ты этим гордишься?
— Я имею на это право. Я профессионал, — встрепанный псих внимательно слушал и даже вовсе не казался психом. — Я умею делать свое дело. На меня можно положиться. Я никогда не подставляю ни начальство, ни клиентов. Это плохо?
— Нет. Наверное, это хорошо… — псих потер щетину, и впрямь озадаченный. — Но тебе никогда не приходило в голову, что все равно — бред? Получать зарплату за умение говорить по телефону?
— Я получаю зарплату не за умение говорить по телефону. Я — посредник. Связующее звено. Необходимое. Без меня этот бизнес невозможен.
— Бизнес?
— Ты бананы ешь?
— Случается…
— Так вот их привезли на корабле, который я зафрахтовал. Понимаешь?… В конце концов, я никого не граблю: ни прямо, ни косвенно. Не жульничаю. Не паразитирую. У меня честная работа, и я ее честно делаю. Что тебя еще интересует? — Вадим уже сам наезжал на визави.
— Хм… — ЭТОТ опять принялся ботинком гонять телефон. Загнал в кучу хлама, там железно лязгнуло. — Гол!… Меня, например, интересует такая штука: ты всегда ходишь на работу в костюме? И при галстуке?
— А что?
— Тебя заставляют его носить, или это твоя собственная инициатива? — теперь визави стал катать по полу то самое лязгающее, Вадиму видно не было.
— Да, у нас такое требование.
— И как, тебя не парит такое требование?
— Нет. Ну, тебя же не парит, наверное, и не удивляет, что больничные санитары ходят в халатах? Или строительные рабочие в спецовках? Просто это профессиональная одежда.
— Профодежда… Тебе его что — за счет фирмы пошили?
— Нет.
— То есть, — ЭТОТ с видимым усилием и звучным скрежетом прочертил ногой по доскам полукруг, — ты на него сам потратился?
— Да.
— И сколько твой костюм стоит?
— А что, — в Вадиме уже и ехидство проклюнулось, — тоже такой хочешь?
— Что я хочу, — собеседник вовсе отвернулся от Вадима, поглощенный металлическим перекатыванием, — это чтоб ты рассказал мне, на что деньги тратишь.
— Тебе полный отчет представить?
— Нет, зачем. Мне интересно — что для тебя самое важное. Ну, цель. Ради чего ты свои деньги по телефону зарабатываешь. Ты их пропиваешь? Шмотки приобретаешь? Или там — на машину дорогую копишь? У тебя есть машина?
— Нету.
— Но купить собираешься.
— Допустим.
— И какую собираешься?
— Еще сам не знаю. Смотря по ситуации.
— Ну хоть подержанную или новую?
— Подержанную. Наверное. Руки развяжи, а? Я не могу так с тобой базарить. Больно зверски.
ЭТОТ обернулся:
— А ты не убежишь?
— Куда я убегу, когда у тебя ствол в сумке…
— Точно не убежишь?
— Не убегу.
— Ну ладно, — псих/не псих приблизился к Вадиму, зашел за спину, подергал, хмыкнул: — Тебя еще хрен развяжешь.
— У меня нож есть.
— О-о, — восхитился ЭТОТ. — Нож? Чисто перо?
— Перочинный.
— Где?
— В брюках, в кармане. Нет, в правом.
— Да, эт' нож, — он подергал цепочку, связавшую с брючной штрипкой красный скругленный брусочек в палец размером с золотистым крестиком на щечке. Рванул, вырвал. Снова шагнул за столб, повозился: — Таким ножом разве в зубах ковырять.
Вадим почувствовал, что руки свободны. Первым делом он сел, прямо задницей на загаженный пол, привалился к столбу, принялся мять мертвые кисти. Освободитель кряхтел досками поблизости. Вадим глянул исподлобья. Тот задумчиво изымал из красного пластмассового тельца все загадочным образом уместившиеся в нем лезвия, щипчики, пилочки, штопоры, шила, открывашки:
— Так какую подержанную тачку ты хочешь?
— Не знаю. БМВ, может быть.
— Боевую машину воров? Типа понты?
— Почему понты? — кисти наконец заныли. — К подержанным бэмкам запчасти дешевые, и достать никаких проблем. И ломаются они редко.
— Ну ладно. Но тачка ведь для тебя не главное. А что для тебя главное?
Кисти помаленьку оттаивали. Вадим старался не морщиться от мучительной маеты — особенно почему-то под ногтями.
— А может, это тебя не касается?
— Что меня касается — мне решать, — ЭТОТ полюбовался на разлохмаченный швейцарский ножик, уподобившийся махонькому вареному ракообразному — и резко швырнул его об пол рядом с Вадимом. Швейцарец отрикошетил в одну строну, какая-то его звякнувшая конечность — в противоположную. — Давай я не буду за волыной лезть, лады?
— Лады, — Вадим напрягся — руки пульсировали уже размеренно, встраивались в нормальный кровеносный ритм. Он прикинул: сумка с пистолетом — метрах в пяти, но псих прохаживается как раз между ней и Вадимом. Нет, не сейчас. — Я… — он помедлил. — Я жениться собираюсь.
— Ну? — ЭТОТ остановился, наверняка глядя сейчас на Вадима, но тот сидел, уткнув взгляд в пол, еще энергичнее массируя руки. — Серьезно?
— Представь себе, — он несколько раз сжал и разжал кулаки.
— И на ком же?
— На девушке своей.
— Ну-ка, ну-ка, — псих присел перед Вадимом на корточки, но тот по-прежнему не смотрел. — Расскажи мне о своей девушке.
Вадим быстро вскинул глаза — и встретился с глазами ЭТОГО:
— А не пошел бы ты!
Псих бритвенно прищурился, но голос был по-контрастному мягок, сожалеющ:
— Не, боденшатц. Ты все-таки не понял… — он точным движением бросил правую вбок. Взял с пола. Поднялся сам, перехватывая. Ту самую железяку, которую он всю дорогу валял — полутораметровый здоровенный равномерно порыжевший ржавчиной лом. Направил на Вадима уплощенное, расширяющееся на конце острие. Пожалуй, Вадим решился бы на драку, и даже был готов к пистолету, но — никак не к грязной заскорузлой вещественности, тяжести, грубости этой жлобской хреновины. — Продолжаем разговор, — псих — псих, псих, ебанашка! — лыбился блаженненько. — Что у тебя за девушка?