— Угу, — кивнул я.
— Такое поведение обходится дорого, но он говорил, что оно поддерживает в нем молодость.
— Да, — сказал я задумчиво, — в этом отношении он был прав. Теперь он вечно молод.
Жан-Марк улыбнулся и покачал головой:
— Впрочем, тот, кто погасил свет его жизни, не был героем. Это был вирус.
Я не понял, о чем он говорил. Он знал, что мне это непонятно, поэтому пояснил:
— СПИД — вот что убило вашего друга.
Жан-Марку хотелось оставаться трезвым, но мой организм требовал выпивки, сигарет, закрутки с марихуаной и, может, чего-нибудь из фармацевтики. Я заказал еще одну порцию анисовой водки.
— Что вы имеете в виду? — спросил я взволнованно. В улыбке Жан-Марка промелькнул призрак Ивана. — Вы имеете в виду заболевание СПИДом? — Он приехал в Испанию, чтобы умереть от СПИДа на моей кушетке, и все это из-за того, что я швырнул его в снег за беспутное поведение? Подлый безумец. — Вы уверены, что это был СПИД? — спросил я, нуждаясь в подтверждении.
— Абсолютно, — ответил Жан-Марк беззаботным тоном. — Он рассказывал, где был до приезда сюда?
— Нет, я и не спрашивал. Мне это было неинтересно. Мы только поговорили о прежней жизни, понимаете, там, в горах.
Жан-Марк медленно кивнул, по его лицу пробежала тень неудовлетворенности.
— Значит, он не говорил о том, где останавливался до прибытия сюда?
Я закатил глаза к грязному, в пятнах никотина потолку. Не было смысла переправлять в Марокко контрабандой кокаин, значит, он должен был попытаться продать порошок, перед тем как пересечь пролив. Жан-Марк ожидал ответа. Я надеялся, что не проговорился раньше.
— Нет. Для чего бы ему рассказывать?
— О, это не имеет значения, — улыбнулся Жан-Марк небрежно, хотя это явно имело для него значение. — Просто он долго отсутствовал, и я подумал, что, возможно… Я закажу вам еще одну порцию напитка, это успокоит ваши нервы.
Я встал и подошел к окну. Устремил взгляд вдаль на водохранилище, обдумывая тем временем свое положение. Теперь я ничуть не сомневался в том, что Жан-Марк был субъектом порочным и что кокаин, который я обнаружил под сиденьем мотоцикла, имел к нему какое-то отношение. Не было сомнений и в том, что его мало интересует судьба Ивана. Для него имела значение лишь судьба упаковок белого порошка. Здесь открывалось несколько возможностей, причем некоторые из них затрагивали и меня. Как только я осознал подлинный масштаб опасности, исходящей от западни, в которую невольно угодил, головокружение и тошнота настолько усилились, что пришлось ухватиться за стену для сохранения равновесия, я ведь чуть не опрокинулся на спину. В криминальной экосистеме я был едва ли не самым последним звеном цепочки жизнеобеспечения. С другой стороны, Жан-Марк представлял собой особый вид акулы, привыкшей ловить на глубине мелкую рыбешку и пережевывать тех особей, которые оказались слишком глупы, чтобы избежать ее челюстей. Я почувствовал его приближение и повернулся навстречу, протянул руку, чтобы принять стаканчик анисовой водки. Он глядел мимо меня и улыбался. Возможно, я был обитателем дна, но сейчас я вынырнул из глубины. Сделал глоток спиртного и достал свои сигареты. Можно было покончить со всем этим немедленно, вернуть кокаин и пояснить, что Иван попытался продать его мне, но у меня не было достаточных средств на покупку. Возможно, они выделили бы мне какую-то часть порошка в качестве вознаграждения за честность, а затем отвалили бы в Париж, позволив мне продолжать свою крайне несостоятельную и невзыскательную жизнь.
В противном случае они могли бы меня убить. Это постоянно происходит в кинофильмах с исполнителями эпизодических ролей, статистами и незнакомцами, смерть которых драматизирует сюжет. Единственный персонаж, которому гарантируется жизнь, — это главный герой, а я давно склонялся к мысли, что не смогу сыграть ведущую роль в чьей-либо драме. Действие, однако, происходило не в кинофильме. Когда я попытался закурить другую сигарету и решить, как разыгрывать дальнейшую сцену, в бар ввалились помощники Жан-Марка и сорвали мое намерение.
— On s'en va, [15] — предложил рябой, подняв брови, и добавил: — Понимаешь, что я имею в виду?
Жан-Марк кивнул и снова улыбнулся мне:
— О'кей. Мартин, жаль, что нам пришлось встретиться в такие печальные времена…
— При таких печальных обстоятельствах, — уточнил я.
Он кивнул:
— Вот именно. Во всяком случае, comme tu dis. [16] Нам нужно утрясти необходимые формальности с властями.
Я вытащил из заднего кармана бумажник.
— Вот что вам понадобится. Здесь Carte d'Identite [17] и немного наличности. Вот все, что у него было, из-за чего он, возможно, лажанулся.
Жан-Марк взял бумажник, осмотрел его, затем меня, словно увидел мышь, доставляющую почтовую корреспонденцию.
— Спасибо, Мартин, вы так любезны. Простите за наше вторжение и причиненное вам беспокойство.
Я полагал, что он имел в виду срыв моих планов.
— Надеюсь, мы увидимся до нашего отъезда во Францию.
— Да, конечно, — улыбнулся я. — Вы знаете, где меня найти.
Я проследил за тем, как микроавтобус выехал со двора, затем направился в дом. На полпути меня встретила Луиза, полуодетая и взволнованная.
— Где тебя черт носит? — воскликнула она. Ее глаза покраснели и распухли от слез, плечи дрожали.
Я подошел и схватил ее, держа на расстоянии вытянутых рук.
— Что случилось? Говори, в чем дело?
Луиза забилась в моих тисках и разрыдалась.
— Они устроили погром в доме, — выдавила она из себя. — Эти люди устроили погром.
Я почувствовал, как кровь прихлынула к моей голове. Чтобы прийти в себя, сделал глотательное движение.
— Какие люди? Французы?
— Конечно, эти чертовы французы! — крикнула она, вырываясь. — Твои чертовы французы! Они перерыли наш чертов дом!
Должно быть, они ожидали, что босс приведет меня, прежде чем войти. Луиза лежала в постели под покрывалом, наслаждаясь пением в наушниках своего Джона Митчелла, ничего другого не слышала, так, во всяком случае, она сказала.
— Боже! Неужели я не могу даже поспать в собственном доме? — пожаловалась она, будто когда-либо делала это. — Я видела с кровати сквозь дырку в полу, что этот араб поднимается ко мне. Позвала тебя, и где черт тебя носил, когда ты мне был нужен? Пьянствовал в этом чертовом баре! — Она отбросила подушку и замотала в отчаянии головой. — Посмотри, что они сделали. Кто такие эти мерзавцы?