— Хорошо, — пробормотала я самой себе и глубоко вдохнула. — Хорошо.
Дернула за ручку, но дверь не открылась.
— Ну, что там? — прошептала Светлана.
— Не знаю.
Я потрясла дверь.
— Заперто. — Прислонила рот к двери. — Джейсон?
Я подождала, прислушалась.
— Джейсон, ты меня слышишь? — Я постучала по двери костяшками пальцев. — Джейсон, слышишь меня?
— Отвали! — Его голос был приглушен. Казалось, он говорит из-под одеяла. — Проваливай.
Я попятилась, схватилась за стену, чтобы устоять. Колени дрожали.
— Джейсон, ты… — Я несколько раз глубоко вдохнула. — Тебе нужен врач? Я отвезу тебя в Роппонги, если хочешь.
— Я сказал: проваливай.
— Мы скажем, что заплатим на следующей неделе, когда…
— Ты что, оглохла?
— Нет. — Я тупо смотрела на дверь. — Нет, не оглохла.
— У него все в порядке? — шепотом спросила Светлана.
Я подняла на нее глаза.
— Что?
— У него все в порядке?
— Гм. — Я утерла лицо и с сомнением посмотрела на дверь. — Думаю, да.
Мы долго не могли поверить в то, что медсестра не вернется. Еще дольше набирались смелости, чтобы пойти и осмотреться. Дому был нанесен страшный урон. Мы слегка привели его в порядок, а потом по очереди приняли ванну. Я мылась, как во сне, осторожно водила губкой по распухшему лицу. На ногах были ссадины, должно быть, я оцарапалась, когда выпрыгивала из окна. По странному совпадению, они напомнили мне раны, нанесенные во сне младенцем. Они очень походили на следы, оставленные младенческими зубами. Я долго смотрела на них и не могла унять дрожь.
Ирина обнаружила немного денег в кармане пальто: чимпира их не заметил. Согласилась дать мне в долг тысячу иен. Умывшись, я прибрала в комнате, осторожно вымела разбитое стекло и щепки выломанной двери, сложила все книги и бумаги в шкаф. Взяла деньги Ирины и поехала в Хонго.
Промокший под дождем кампус очень не походил на тот, который я видела в прошлый раз. Толстый ковер из осенних листьев пропал, открыто было все пространство — озеро, затейливые крыши, поднимавшиеся над голыми деревьями. Было раннее утро, но Ши Чонгминг уже консультировал студента, высокого парня в оранжевой футболке с надписью «Бешеный купальщик» на груди. Оба замолчали, когда я вошла в аудиторию. Мое лицо было оцарапано, руки сжаты в кулаки, я заметно тряслась.
Остановившись посреди комнаты, я обратилась к Ши Чонгмингу:
— Вы заставили меня зайти слишком далеко, но больше я не сделаю ни шага. Пора отдать мне фильм.
Ши Чонгминг медленно поднялся из-за стола. Оперся на трость и жестом указал студенту на дверь.
— Живо, живо, — прошипел он, увидев, что парень сидит на месте и оторопело смотрит на меня.
Студент поднялся. Его лицо было серьезно. По-прежнему не сводя с меня глаз он попятился к двери и закрыл ее за собой с едва слышным щелчком.
Ши Чонгминг не сразу ко мне обернулся. Некоторое время он стоял спиной, опираясь рукой на косяк. Только через минуту он встретился со мной глазами.
— Ну, успокоились?
— Успокоилась? Да. Я совершенно спокойна.
— Сядьте. Сядьте и расскажите, что случилось.
Нанкин, 20 декабря 1937
Нет ничего горше для гордого человека, чем признать собственную ошибку. Оставив на улице мертвого ребенка, мы дошли до места, где наши пути расходились. Лю положил ладонь на мою руку.
— Возвращайтесь к себе и дождитесь меня, — прошептал он. — Я приду, как только доставлю младшего Лю домой. Для нас, похоже, настали перемены.
Так и случилось: не прошло и двадцати минут после моего возвращения, как раздалась условная серия ударов в дверь. Я отворил, и он стоял на пороге с папкой под мышкой.
— Нам нужно поговорить, — пробормотал он, убедившись, что Шуджин не слышит. — У меня есть план.
В знак уважения к хозяевам он снял ботинки и прошел в маленькую комнату на нижнем этаже. Обычно мы используем ее для деловых встреч. Шуджин всегда содержит ее в порядке. Здесь стоят стулья и красный лакированный стол с красивой перламутровой инкрустацией в виде драконов и пионов. Мы уселись, запахнулись в одежду. Шуджин не удивилась приходу старины Лю. Пошла наверх поправить прическу. Через несколько минут я услышал, что она спустилась в кухню и поставила на огонь чайник.
— У нас только чай да несколько лепешек от вашей жены, Лю Рунде, — сказал я. — К сожалению, больше ничего предложить не можем.
Он кивнул.
— Нет нужды объяснять.
В папке у него была подробная карта Нанкина. Должно быть, он работал над ней последние дни. Когда чайник был на столе и чашки наполнены, он разложил передо мной карту.
— Это, — сказал он, поставив кружок за Чанчжоу, — дом старого приятеля. Он очень богатый человек — торгует солью. Дом у него огромный, богатые кладовые, на участке имеется колодец со свежей водой, гранатовые деревья. Место неподалеку от Пурпурной горы. А это, — он поставил крестик в нескольких ли от прежнего места, — ворота Тайпинг. Ходят слухи, что стена в этом месте сильно разрушена при обстреле. Вряд ли японцы, устремившись на запад, станут оставлять здесь много людей. Если мы сюда проникнем, то по закоулкам сможем выйти к Чанчжоу и двинемся по реке в северном направлении. Город Чанчжоу не имеет для японцев стратегического значения. Если нам повезет, найдем лодку, переправимся в глубь страны и затеряемся в провинции Аньхой.
Некоторое время мы сидели молча. Каждый беспокоился за семью. Словно отвечая на мои невысказанные сомнения, Лю кивнул.
— Да, знаю. Все зависит от того, останутся ли главные японские силы в районе Сянгана и Мейтана.
— По радио говорят, на днях будет объявлено о создании комитета самоуправления.
Он посмотрел на меня очень серьезно. Такого отрешенного взгляда я у него не припомню.
— Милый, милый мастер Ши. Вы не хуже меня знаете, что если останемся здесь, то уподобимся крысам в сточной канаве. Будем сидеть и ждать, пока японцы нас обнаружат.
Я приложил к голове пальцы.
— Да, — пробормотал я. Глаза мои неожиданно наполнились слезами, и мне не хотелось, чтобы Лю их заметил. Но он стар и умен. И тотчас понял, что был не прав.
— Мастер Ши, не вините себя слишком сильно. Я и сам действовал не лучшим образом. И тоже обвиняю себя в гордыне.
По моей щеке пробежала слеза и упала на стол, в глаз дракона. Я тупо на нее уставился.
— Что я наделал? — прошептал я. — Что я сделал со своей женой? С ребенком?
Старый Лю наклонился и накрыл мою руку своей ладонью.