Токио | Страница: 65

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я кашлянула и, откинувшись на спинку стула, скрестила на груди руки.

— Знаете, ваш голос меня раздражает, — сказала я. — Иногда мне тошно его слушать.

Ши Чонгминг долго на меня смотрел. Неожиданно его лицо смягчилось, и на губах появилась легкая улыбка.

Он бросил скрепку в мусорную корзину, отодвинул стул, встал и вынул связку ключей. Открыл ящик и вытащил тетрадь. Она была переплетена в обложку из воловьей кожи, перевязана резинкой. Снял резинку, и на стол выпали желтые листы. Они были исписаны мелким, неразборчивым почерком.

— Мои дневники, — сказал он. — Я писал их в Нанкине.

— В Нанкине?

— Что вы видите?

Я наклонилась вперед, прищурилась, стараясь разобрать слово или фразу.

— Я спрашиваю, что вы видите? Я подняла на него глаза.

— Мемуары. — Протянула к тетради руку, но он убрал ее и прикрыл ладонью.

— Нет. Вы видите не мемуары. Мемуары — это рассказ. А рассказ вы увидеть не можете. — Он потрогал страницу покрытой венами рукой. — Что это?

— Бумага. Могу я прочитать?

— Нет. А на бумаге что?

— Так вы собираетесь мне ее дать?

— Послушайте. Я пытаюсь помочь. Что на бумаге?

— Письмо, — сказала я. — Чернила.

— Вот именно. — Вливавшийся через окно серый свет делал лицо Ши Чонгминга почти прозрачным. — Вы видите бумагу, вы видите чернила. Но они перестали быть просто бумагой и чернилами. Их трансформировали мои идеи и убеждения. Они превратились в мемуары.

— Не знаю ничего о мемуарах, чернилах и бумаге, — сказала я, глядя на дневник. — Знаю одно: я права. Фуйюки экспериментирует с каннибализмом.

— Я забыл, что западные люди не умеют слушать. Если бы вы внимательно меня слушали, не так, как западный человек, то поняли бы, что я не выразил вам несогласия.

Я растерянно на него посмотрела. Собиралась уже сказать: «И что же?», когда то, что он пытался мне сообщить, полностью до меня дошло.

— Ох, — слабо сказала я, опустив руки. — Думаю, что…

— Думаете?

— Я…

Я замолчала и некоторое время сидела, склонив набок голову, мои губы безмолвно шевелились. Я видела картину за картиной — либерийских мальчиков, испуганно сидящих в кустах над своими врагами, людей-леопардов и прочих людей со всего света, поедавших плоть своих врагов, с целью трансформации своих идей и верований. На ум пришел иероглиф для слова власть, который я написала прошлой ночью.

— Думаю, — медленно произнесла я, — что плоть может быть трансформирована, да? Плоть некоторых людей может обладать властью…

— Верно.

— Власть можно получить с помощью трансформации? Или… — И, неожиданно поняв, я на него взглянула. — Дело не в любом человеке. Фуйюки имеет в виду конкретного человека. Верно?

Ши Чонгминг закрыл дневник, перетянув его резинкой.

— Вот это, — сказал он, не глядя на меня, — вы и должны выяснить.

49

Я сидела в наземной токийской электричке, держась за голову. Дорога висела высоко над городом, мелькали неоновые рекламы, сверкали небоскребы. Я тупо смотрела в окна десятиэтажных офисов, на секретарш в одинаковых блузках и бежевых колготках. Они в свою очередь смотрели на нас. Ши Чонгминг заставляет меня слишком усердно работать. Иногда у меня от него болит голова. В Синдзюку поезд прокатился мимо небоскреба, завешенного сотнями телевизионных экранов, на каждом из которых был мужчина в золотом смокинге. Он пел какую-то песню. Некоторое время я просто на него смотрела. Потом до меня дошло.

Бизон?

Я встала, прошла по вагону и, положив руки на окно, всмотрелась в изображение. Да, это он, только намного моложе и тоньше, чем Бизон, которого я знала. Он пел, склонив набок голову и глядя в камеру. Его изображение повторялось сотни раз, пока не закрыло собой все здание. В левом углу каждого экрана был логотип «НОВОСТИ». Бизон был в новостях. Когда поезд должен был проехать мимо небоскреба, лицо Бизона сменил неясный кадр, запечатлевший полицейский автомобиль, припаркованный возле ничем не примечательного здания. Полиция, подумала я, прижав к окну руки и глядя на удалявшийся небоскреб. Стекло запотело от моего дыхания. Бизон. Почему ты оказался в новостях?

Когда приехала в Такаданобабу, уже темнело. Свет горел только на лестнице. Светлана стояла на улице, рассматривала что-то на земле. Дверь позади нее была открыта. На Светлане были модные ботинки и пушистое розовое пальто до колен. Она держала мешок для мусора, набитый одеждой.

— Ты видела новости? — спросила я. — Смотрела телевизор?

— Он сдох.

— Что?

— Посмотри.

Окружавшая дом листва была сильно истоптана. Вероятно, тут стояли медсестра и чимпира, смотрели на наши окна. Светлана носком розового ботинка отодвинула листья и указала на место, где лежал мертвый котенок. На продавленной голове отпечатался след ботинка.

— Сука! Это же маленький котик. Что он ей сделал? — Она бросила мешок на землю и пошла к лестнице, разводя руками. — Сука.

Я пошла за ней в дом, невольно передернувшись. На полу до сих пор лежало битое стекло от лампочек и щепки разломанных дверей. Я смотрела на безмолвные коридоры.

— Ты видела новости? — снова спросила я, войдя в гостиную. — Телевизор еще работает?

Приемник накренился, но когда я его поправила и включила в розетку провод, он заработал.

— Только что на экранах был Бизон. — Я наклонилась над телевизором и надавила на кнопку переключения каналов. На экране появился мультфильм, потом реклама энергетических напитков, девушки в бикини.

Бизона не было. Снова пробежалась по каналам, меня охватило нетерпение. — Что-то случилось. Я видела его двадцать минут назад. Ты не смотрела…

Я оглянулась через плечо. Светлана стояла в дверях со сложенными руками. Я выпрямилась.

— Что?

— Мы уезжаем. — Она обвела рукой комнату. — Смотри.

Повсюду стояли серые и белые пластиковые мешки фирмы «Мацуя». Я увидела связку вешалок для одежды, рулоны туалетной бумаги, обогреватель.

— Мы с Ириной нашли новый клуб.

В этот момент в коридоре появилась Ирина. Она тащила за собой завернутую в полиэтилен одежду. На ней тоже было пальто, в свободной руке она держала вонючую русскую сигарету. Ирина уронила одежду и встала позади Светланы, положила подбородок ей на плечо и обратила на меня мрачный взгляд.

— Хороший клуб. Я заморгала.

— Уезжаете? Но где вы будете жить?

— Квартира в доме, где клуб. — Она поцеловала кончики своих пальцев и сказала: — Клуб — высший класс.