А до замка-то мы и не дошли. На повороте одной из улиц красовалась табличка: «Музей Пикассо сегодня закрыт». Несносные миллиардеры легко повернули обратно. И мне пришлось. Как будто эти картины были мне нужны!
Нет, предупредительность французов может изрядно подпортить жизнь. Не выстави они табличку, мы бы дотопали до нужного места. Ну поцеловали бы пробой, как говорится, и что? Зато потом я бы со знанием дела рассказывала Диме, как тщательно изучила исторический путь Гримальди.
Ясное дело, у меня испортилось настроение. Когда Шпенглеры захотели еще прогуляться по Жуан ле Пину, городку, пристроившемуся с другой стороны мыса Антиб, где мы оказались, снова попетляв на лимузине по пустынным дорогам, я по примеру Аньки решила остаться в машине, сославшись на то, что мне нужно сделать несколько звонков по работе.
Братья вышли на набережной, чего им там понадобилось – ума не приложу. Вокруг гомонили мамаши с детишками разных возрастов, пестрели лотки с игрушками и воздушными шарами, белели лотки с мороженым и сладостями. Ни старушонок в бриллиантах, ни чопорных джентльменов, ни парада новинок дизайнерской мысли. Скука. Просто Анапа. Детский курорт.
Аньку уже изрядно развезло, она все время хихикала и показывала пальцем на кувыркающуюся на роликах ребятню.
– Дашка, давай на роликах прокатимся! – вдруг предложила она. – Я во Франции еще так не прикалывалась!
– Не хочу, – отказалась я.
Честно говоря, поездка начала меня уже утомлять. Доедем мы вообще когда-нибудь до яхт-шоу или нет? Что, мне в Монако было плохо? Или я собралась яхту покупать? Вот так всегда. Страдаю из-за собственной доброты.
Анька тем временем выбралась из салона, отловила какого-то пацаненка, сунула ему в руки стоевровую бумажку и присела на бордюр – переобуваться.
За сто евро, между прочим, можно новые ролики купить. Во мне снова взметнулась классовая ненависть к прожигателям жизни, но на сей раз я вполне умело и быстро ее в себе подавила. Надо привыкать, надо учиться делать подобные вещи так же легко. Не жмотиться и не задумываться.
– Даш, – подружка, лихо вихляясь, проехала перед машиной и притормозила, ухватившись за столб с табличкой «Juan-les-Pins». – Снимай!
– Чем?
– Моим мобильником!
Подхватив с сиденья навороченную Nokia, я отыскала управление камерой, навела на Аньку, щелкнула.
– Давай еще! – подруга задрала ногу, словно пыталась изобразить цаплю, надумавшую взлететь.
Нажав на кнопку еще пару раз, я решила посмотреть, что получилось из моего фотографического опыта. Открыла «галерею». В ней – фото. Из последних цапельных щелчков удачным оказался один. Самый первый тоже был вполне терпим. Машинально я листанула альбом дальше.
Что это? Откуда? Глюки? Не может быть!
Меня будто обварили крутым кипятком, и теперь он стекал по моему лицу, за шиворот и на грудь, противно обжигая нежное тело, больно разъедая тонкую кожу.
Неужели человек может быть похож до такой степени?
Этот смешной чубчик, глаза, брови, губы… Вот он улыбается прямо в камеру. Вот он стоит на набережной на фоне ночного залива и снова улыбается. Даже смеется. Вот поднял руки, словно празднует победу.
– Аня, – похолодев от очень нехорошего предчувствия, позвала я. – А это кто?
– Где? – Анька все никак не могла отлепиться от столба.
– В телефоне. Последние фотки. Мужик в белом.
– А, этот… – подруга, наконец, оторвалась от спасительного тормоза, подрулила ко мне. – Я же тебе рассказывала, ну, тот француз, рантье. Который вчера в казино лимон снял. Красавчик, да? А в постели… – Анька мечтательно прижмурилась и плотоядно облизала губы. – Хочу!
Не удержавшись от эмоций, она не уследила за ногами, они разъехались в разные стороны, и Анька оказалась на асфальте. Очень кстати. Иначе, даже спьяну, она не могла бы не заметить, как смялось и сползло прямо на сиденье лимузина мое лицо.
– А он по-русски говорит?
Мне страшно, просто безумно хотелось обознаться. Мало ли что в жизни бывает! Вот Шпенглеры вообще близнецы. Может ведь такое случиться, что у него в Париже живет двойник. Или даже какой-то родственник. Дальний. Природа иногда так жестоко шутит!
– Откуда? Он по-английски-то еле-еле. Французы вообще считают, что все должны знать их язык.
– А по-французски хорошо говорит?
– Ты че, дура? Говорю же, он француз! А вообще, откуда я знаю? Я же по-лягушачьи ни бум-бум!
Я нашла в меню функцию увеличения фото. Нажала.
Выплыл левый глаз, на весь экран. Стрелка смещения. Нос. По левой ноздре шла яркая свежая царапина. От моего мизинца.
Дима. Полиняк.
* * *
Сказать, что мне стало плохо – значит просто-напросто онеметь. Слов, чтобы описать то, что со мной происходило, ни в одном из известных мне языков просто не существовало. Не задумываясь, я открыла лимузиновый бар, ухватила первую попавшуюся (даже на этикетку смотреть не стала) бутылку, выудила стакан, плеснула в него, не жалея, и вогнала в себя. Одним глотком. Ни вкуса, ни крепости не чувствовалось совершенно. Я повторила. На этот раз во рту стало несколько горько.
– Вискариком балуешься? – возникла в окне воспрявшая с асфальта Анька. – Мне тоже налей. А пожрать там ничего нет?
– Фрукты, – сквозь зубы ответила я, запечатывая Анькин рот сочной желтой грушей.
Я была готова ее убить. Но за что? Убивать следовало вовсе не ее. Она-то и знать не знала, кто такой этот Дима. Ну переспала, с кем не бывает? Уж я-то знаю, как мужики умеют голову задурить! Если бы не моя операция, то вчера точно Дима ни в какое казино уже бы не пошел. Да и сейчас, наверное, мы бы все еще зажигали в моем номере. Я аж зубами скрипнула от обиды и бессилия.
– Дашка, давай еще по вискарику! – предложила Анька, вваливаясь в лимузин. – Пока этих клоунов нет.
Что, мне жалко, что ли?
Виски вообще-то я не пила. В принципе не люблю крепкие напитки. Они противопоказаны для хрупкой массы моего тела. И потом ни вкус, ни запах меня как-то не вдохновляют. Однажды в командировке, еще на первом году работы, я оказалась в деревне, и меня там напоили самогоном. По вкусу – чисто виски. Боже, как мне потом было плохо! С тех пор я на этот напиток просто забила. Не мое. А тут… Чего только не сделаешь в состоянии нервного срыва! Сейчас, наверное, я бы и уксус выпила не морщась, а опомнилась бы только тогда, когда хоронить понесли.
В моей голове уже славно шумело, мысли становились четкими и ясными.
Значит, Дима мне изменил. Причем сразу после прощания. Потащился в казино. Зачем? Да ясно, зачем! Я же сама ему и сказала, что новичкам везет. Вот он и решил выиграть денег, чтобы было, на что меня погулять. Наивный! А откуда у него взялся этот белый костюм? Купил? Зачем?