— У этого маршрута много вариантов, — вставил я.
В прошлом семестре я часто сопровождал Банни на его прогулках. Он мог отклоняться от намеченного курса самым неожиданным образом, совершая крюк за крюком и не останавливаясь ни перед заборами, ни перед горными потоками.
— Да, конечно. Но в общем и целом он нам известен.
Достав из кармана лист бумаги, Генри разложил его на столе. Наклонившись поближе, я увидел, что это карта.
— Банни стартует от своего корпуса, огибает теннисные корты и, дойдя до опушки, держит путь не в сторону Северного Хэмпдена, а на восток, к Маунт-Катаракт. Местность, густо поросшая лесом, тропинок там немного. Он движется в этом направлении, пока не выйдет на оленью тропу — Ричард, ты знаешь, о чем я говорю: та тропка с большим белым камнем, — и круто сворачивает по ней на юго-восток. Примерно через километр тропа разветвляется…
— Но если вы будете ждать его там, то упустите, — сказал я. — Я ходил с ним этим путем. Он может свернуть на юг, а может с тем же успехом пойти на запад.
— Ну, если так, мы можем упустить его и раньше, — возразил Генри. — Насколько я знаю, иногда он вовсе пренебрегает тропой и продолжает идти на восток, пока не упрется в шоссе. Но я рассчитываю на то, что он предпочтет традиционный вариант. Погода хорошая — скорее всего, ему захочется растянуть прогулку.
— А вторая развилка? Неизвестно ведь, какую из тропинок он выберет?
— Нам и не нужно это знать. Ты ведь помнишь, где они сходятся? Над ущельем.
Казалось, на минуту-другую все онемели.
— Итак, смотрите, — наконец продолжил Генри, достав из кармана карандаш. — Он подойдет туда со стороны колледжа, с юга. Мы же прибудем на место с запада, по шестому шоссе.
— Значит, поедем на машине?
— Первую часть пути да. Сразу за этой свалкой, перед поворотом на Бэттенкил, от шоссе отходит грунтовка. У меня возникло подозрение, что она находится в частном владении — в этом случае она бы нас не устроила, — но сегодня днем я отправился в архив суда и выяснил, что это всего лишь старая лесовозная дорога. Кончается тупиком где-то посреди чащи, но по ней можно подъехать почти вплотную к ущелью. От грунтовки до него остается метров пятьсот. Это расстояние мы пройдем пешком.
— Мы придем туда, и что дальше?
— Там мы будем ждать. Сегодня я дважды проделал путь Банни от кампуса до ущелья и обратно и оба раза засекал время. От порога общежития у него уйдет не меньше получаса. Соответственно мы спокойно успеем добраться туда в обход и застать его врасплох.
— А если он не придет?
— Что ж, в этом случае мы не теряем ничего, кроме времени.
— Может, кому-нибудь из нас пойти с ним?
Генри покачал головой:
— Я уже думал об этом. Неудачная мысль. Если он забредет в ловушку сам — в одиночку, по собственной воле, — вряд ли потом удастся распутать ниточку, ведущую к нам.
— Если то, если это, — угрюмо заметил Фрэнсис. — Сплошная игра случая.
— Она-то нам и нужна.
— Не понимаю, чем тебе не нравится первый план.
— Он слишком стилизован. И строится на расчете вплоть до мелочей.
— Но ведь расчет предпочтительнее случайности.
Генри разгладил ладонью складки карты:
— Здесь-то ты и заблуждаешься. Если мы стремимся выстроить события с излишней скрупулезностью, достичь точки X логическим путем, то должны учитывать, что, начав в точке X, тем же логическим путем можно проследовать в обратном направлении — и выйти прямо на нас. Проницательный ум без труда распознает чужой расчет. Но случайность? Она непредсказуема, непостижима, божественна. Что может быть лучше, чем предоставить Банни самому выбрать обстоятельства собственной гибели?
Стояла тишина. За окном с пронзительной ритмичной монотонностью верещали сверчки.
Фрэнсис — лицо его побледнело и стало влажным — закусил губу:
— Чтобы уяснить до конца — мы ждем возле ущелья, надеясь, что он пойдет именно тем путем. И если да, сталкиваем его вниз — прямо там, посреди бела дня — и исчезаем. Я правильно обрисовал картину?
— Более-менее.
— Что, если он придет не один? Или поблизости окажется кто-то еще?
— Выбравшись в лес погожим весенним днем, мы еще не преступаем закон. В наших силах свернуть все в любую минуту, вплоть до момента его падения. А это будет момент в прямом смысле слова. Если мы встретим кого-то по пути к машине — вряд ли, но все же, — то скажем, что произошел несчастный случай и мы спешим за подмогой.
— Но что, если кто-нибудь все увидит?
— На мой взгляд, это малореально, — ответил Генри, уронив со всплеском кусочек сахара в кофе.
— Но ведь возможно?
— Возможно все. Но вероятность на нашей стороне, нужно только не гнать ее прочь. Каковы шансы, что некто, доселе нами не замеченный, объявится в этом крайне уединенном месте в ту самую долю секунды, которая потребуется на то, чтобы столкнуть Банни с обрыва?
— Этого нельзя исключать.
— Фрэнсис, ничего нельзя исключать. Например, того, что сегодня ночью наш друг угодит под машину, тем самым существенно облегчив жизнь всем нам.
В окно ворвался мягкий прохладный ветерок, принеся с собой запах дождя и яблоневого цвета. Я не заметил, как вспотел, и от дуновения свежего воздуха голова моя словно бы наполнилась веселящим газом, а тело покрылось липкой смазкой озноба.
Чарльз нарочито откашлялся, и все повернулись на звук:
— А известно, сколько… Я хочу сказать… ты уверен, что там достаточно высоко? Вдруг он…
— Я специально взял с собой рулетку, — сказал Генри. — Высшая отметка обрыва — четырнадцать с половиной метров, этого должно хватить. Самое сложное — подвести его туда. Если он упадет с более низкой точки, худшее, что ему грозит, — сломанная нога. Разумеется, многое зависит от того, как он будет падать. Для желаемого результата лучше спиной вперед.
— Я знаю случаи, когда люди падали с самолетов и все равно выживали, — вмешался Фрэнсис. — Что, если он выдержит удар?
Приподняв очки, Генри потер уголок глаза:
— Ну, вообще-то по дну ущелья протекает ручей. Воды там немного, но достаточно. Так или иначе, после падения он будет в шоке. Нам только нужно будет подтащить его к ручью и немного подержать лицом вниз — думаю, это займет не больше двух-трех минут. Если, упав, он не потеряет сознание, двое из нас могли бы даже спуститься и помочь ему добраться туда самому…
Чарльз вытер потный, пылающий лоб:
— Господи боже мой, только послушайте, что мы несем…
— Что такое?
— Мы спятили, не иначе.
— Чарльз, в чем дело?
— Нет, мы точно сошли с ума. Как мы вообще сможем проделать все это своими собственными руками?