Хилли и Харриет опешили от ужаса. Они попытались было приблизиться к змее, но разозленная рептилия удвоила скорость нападения и стала бросаться то на одного, то на другого с такой быстротой, что у Харриет закружилась голова и противно заныло под ложечкой. Хилли попытался стукнуть змею рогатиной, и после этого гадюка выпрямилась во весь свой метровый рост и бросилась в его сторону. Хилли заорал во весь голос. С придушенным криком Харриет кинулась на змею и придавила ее рогатиной к земле прямо за головой. Гадюка извивалась, корчилась и била хвостом по земле с силой и яростью одержимой. Харриет непроизвольно отшатнулась в сторону, чтобы хвост змеи не ударил ее по ногам, и тут гадюка выскользнула из-под рогатины и немедленно скрылась в засохших кустах, а дети уставились друг на друга, открыв рты и медленно приходя в себя.
Харриет оглянулась вокруг — тишина и пустота. Если бы на Джордж-стрит какой-нибудь ребенок заорал так же громко и с таким ужасом, как только что орал Хилли, через секунду все соседи, включая миссис Фонтейн, миссис Годфри, Иду Рью и еще с десяток домохозяек, проводящих свой день на кухне, высыпали бы на улицу, чтобы прекратить очередные детские шалости: «Дети! Немедленно оставьте змею в покое! А ну, расходитесь по домам!» Но в «Дубовой роще» было тихо, как в мавзолее. Харриет подумала, что этот район — идеальное место для маньяков: тут можно душить, резать и терзать своих жертв до полного удовлетворения собственных потребностей, все равно никто не появится. Самое удивительное, что соседние участки вообще-то были обитаемые. Из окон ближайшего дома доносился идиотский смех и крикливые шутки очередного шоу, но больше никаких признаков жизни дом не подавал — темные окна, парадная дверь закрыта, только ярко-красный «бьюик» стоит у входа.
Наконец Хилли отряхнулся, как щенок, выбежавший на берег из воды, и, энергично размахивая палкой, пошел прочесывать сухую траву. «Ах, деточка, скорей иди сюда, — гнусаво напевал он, — ползи сюда, моя деточка…»
Довольно быстро они обнаружили четвертую змею, на этот раз щитомордника — желтовато-коричневого, как будто намазанного воском, такой же длины, как и гадюки, но гораздо более толстого — чуть не с руку Харриет. Хилли едва не наступил на него в кустах. Свернувшийся кольцом щитомордник развернулся, как пружина, и попытался укусить Хилли за икру, но Хилли оказался проворнее — он отпрыгнул, выхватил рогатину и одним ударом пригвоздил змею к земле. «Ха!» — вскричал он победным голосом.
Харриет нервно засмеялась, трясущимися руками она попыталась открыть защелку приготовленной змеиной переноски. Эта змея была не такой быстрой и нервной, как гадюка; она медленно извивалась на земле — видимо, проверяя рогатину на прочность. Но, с другой стороны, она была гораздо толще — поместится ли она в коробке? Хилли, от страха и возбуждения издающий тонкие, хихикающие звуки, растопырил пальцы и наклонился, чтобы схватить ее…
— За голову хватай! — взвизгнула Харриет, с грохотом роняя коробку.
Хилли отпрыгнул назад. Палка выпала у него из рук. Щитомордник неподвижно лежал на земле. Затем мягко и неторопливо он поднял голову и холодно, оценивающе осмотрел детей своими узкими зрачками, прежде чем броситься на них с быстротой молнии.
Хилли и Харриет кинулись прочь, не разбирая дороги, натыкаясь друг на друга и беспомощно визжа от ужаса. Они промчались через кусты и заросли чертополоха, оставляя на одежде колючки и репьи, и пришли в себя только перед широкой канавой, отделяющей их от асфальтовой дороги. От застоявшейся воды поднимался тухлый запах, а сама канава кишела головастиками на разной стадии отращивания ножек. Дети бросились вниз, перебежали по противно-мягкому, шевелящемуся дну канавы и на четвереньках выбрались на асфальт. Лица их были свекольно-красными от жары, из глаз непроизвольно текли слезы, обоим казалось, что они вот-вот потеряют сознание. Нарушая неписаный школьный этикет — никогда не приближаться к существу противоположного пола ближе чем на метр, если только не хочешь толкнуть или ущипнуть его, — они прижались друг к другу, расширенными от ужаса глазами глядя на проложенную ими в сорняках широкую тропу. В первый раз Харриет не думала о том, что может показаться трусихой, а у Хилли их близость не вызвала желания ни поцеловать, ни напугать ее. Вонь, исходившая от их одежды, заставила Хилли согнуться в приступе тошноты и зажать кулаком рот.
— Ты в порядке? — только и сумела пробормотать Харриет, и тут ее саму чуть не вырвало, когда она заметила на асфальте бледно-зеленые ошметки раздавленного головастика.
Дети уселись верхом на велосипеды, чтобы немного отдохнуть и решить, что делать дальше. Придя в себя, глотнув тепловатой воды из фляги, которую взял с собой Хилли, они решили продолжить охоту, вооружившись на этот раз пневматическим ружьем. Правда, Харриет пошла на это с большой неохотой — голова у нее разламывалась от боли, в глазах кружились темные точки, и голос Хилли, рассказывающего бесконечные байки про Джеймса Бонда, подобно жужжанию назойливого комара, проникал ей прямо в черепную коробку и выедал в мозгу дыры. Хилли, напротив, казалось, весь был накачан адреналином — его лицо пылало, дыхание было частым и неглубоким, но он скакал по кочкам, показывая Харриет, что он сделает со следующей змеей — как он растопчет ее ногами, разрежет на куски, проедет по ней велосипедом, — сопровождая рассказ тренировочными выстрелами по сорнякам.
— И вот если бы у меня был такой чемоданчик, как у Бонда, ну, тот, что выпускал слезоточивый газ и пулями тоже стрелял, я бы этого щитомордника так уделал, он бы враз потерял все щиты на своей морде…
Харриет, теряя терпение, негромко сказала:
— Ты хотел схватить его слишком низко — он бы укусил тебя…
— Заткнись! — после короткой злой паузы воскликнул Хилли. — Это ты виновата, он уже был у меня под колпаком. Если бы не ты со своим дурацким криком..
— Осторожно! Сзади!
— Еще одна гадючка? — Хилли осторожно присел и обернулся. — Где она?
— Вот там, — Харриет сделала шаг вперед, чуть нагнулась, показывая — да вот же она!
Острая головка поднялась, змея, не открывая глаз, секунду помотала головой в воздухе, затем опять плавно опустила ее на землю.
— Эй, да она совсем маленькая, — разочарованно пробормотал Хилли, садясь на корточки, чтобы получше рассмотреть гадюку.
— Это не важно… Ах! — Харриет неловко отступила на шаг, когда слепая голова внезапно ожила и метнулась в ее сторону.
Первый шарик, выпущенный из ружья, безобидно ударился о кроссовку Харриет, но второй попал ей в ногу, и Харриет ойкнула от боли. Она отпрыгнула от целой россыпи шариков, взрывающих пыль у ее ног, и завертела головой, стараясь не упускать змею из виду. Гадюка, казалось, пришла в настоящий азарт от обстрела и решила во что бы то ни стало настичь свою жертву — она уже два раза укусила кроссовку Харриет, а теперь метила выше.
Плохо соображая, что делает, Харриет нырнула в придорожную канаву, упала на четвереньки и выскочила на асфальт. Она тяжело осела на горячую дорогу, размазывая грязь по лицу, и обернулась. Сквозь комариный звон в ушах и сероватую дымку перед глазами она увидела, что гадюка бесстрастно рассматривает ее с расстояния примерно полутора метров. Ружье Хилли заело, он бросил его и помчался за палкой.