Лора садится. Ее глаза горят странным огнем, в котором слились страдание и надежда. Она велит Камилле и Натану поскорее встать рядом с ней, у одной из опор моста, под его надежным покровом. Она показывает им дорогу, которая проходит в нескольких десятках метров над ними, и советует быть осторожнее. Деревня все еще близко, и в погоню, вероятно, уже отправили людей. Лора жестом подзывает Натана поближе. Он упирается в ее спину. И чувствует грудью ее тепло.
Опершись на Натана, Лора достает из-за пояса нож. Поднимает его и пристально всматривается в белизну металла.
Улыбнувшись, она вонзает лезвие в правую ладонь.
ТИН,
2 января 2008
Слову Сахара, рожденному в царстве покоя, где господствуют логика и бинарные ритмы, детищу человеческой гнусности и коварства, неведомы сомнения. Оно недвусмысленно выражает простое или сложное, справедливое или несправедливое, подлинное или воображаемое. Оно ведет того, кто колеблется, сквозь заросли слов. Оно — тот самый свет веры, наставляющий заблудшего человека на путь истинный. Ибо путь этот узок, и ничему нельзя верить. Враг начеку, он только ждет подходящего момента. Но Сахару известно число человеческое. Он умеет обращаться с числом человека. Ему ведомы все расчеты.
«Иезавель! Где ты? Почему ты оставила меня наедине с моим одиночеством?»
У Сахара сводит живот.
Когда к нему подходит Тексье и шепчет на ухо, что пленники сбежали, Сахар застывает, молчаливый и абсолютно спокойный. Он садится на церковную скамью напротив алтаря. И одним жестом показывает, что раздражен и голоден. Тексье отдает необходимые приказания мужчинам и женщинам, которыми теперь кишит церковь, а потом встает за спиной у Хозяина, в нескольких шагах от него.
Сахар начинает громко вещать. Он хочет, чтобы слышали все.
— Зверь сделает то, что всем людям, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя Зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число Зверя, ибо это число человеческое, число его — шестьсот шестьдесят шесть.
Он повторяет эти строки, закрыв лицо руками и рыдая.
— Иезавель, малышка моя! Иезавель, дитя. Что же ты наделала? Почему ступила на этот мрачный путь вместо пути Ваал-Верифа? Милая моя. Иезавель, дитя. Малышка моя.
На пару минут он погружается в свои мысли, потом встает, от недавних слез не осталось и следа. Хладнокровие вернулось к нему. Лицо стало строгим.
— Она точно попытается избавиться от микрочипов. Они идут пешком. Мы не сможем засечь сигнал от нановирусов на расстоянии более ста пятидесяти километров, к тому же в горах волны ловятся плохо. Это всем ясно? Передайте информацию всем, кто здесь работает. Все без исключения должны знать, что мы ищем Иезавель. Я хочу задействовать всех, вплоть до последнего уборщика сортиров. Это задача номер один. У вас осталось двадцать четыре часа, чтобы найти ее. За работу!
Произнеся эти слова, он медленно спускается в крипту, где будет ждать, пока подадут ужин. Никто не переглядывается, никто не смеет оценивать только что разыгравшуюся сцену. Нужно просто подчиниться, сделать так, чтобы он был доволен. Сахар не какой-нибудь туповатый местный начальник, которого можно послушать и тут же забыть, о чем он говорил. Сахар — Хозяин. Хозяин всего. И вынести о нем какое-либо суждение, пусть даже в глубине души, молча, — значит отправиться прямиком в ад. Открытое проявление недовольства или скепсиса ведет к тому же.
До такой степени самодисциплина вросла здесь в души и тела людей.
С этого момента Тексье начинает суетиться в лабиринте коридоров Ком-Бабелии. Он никогда не прекращает служить Хозяину, даже если не может двигаться. Он преданнее, чем побитая собака. Командующий муравьями-солдатами, работящий, с усердием выполняющий поручения. Его единственная цель — удовлетворение потребностей муравьиной королевы, его терпение — терпение того, кто знает: впереди у него генетическая вечность и сотни тысяч потомков, которые сменят его, едва он даст слабину. Работа у него изнурительная: следить за передвижениями кое-кого из ученых, координировать действия субподрядчиков, проверять систему безопасности, вести учет бригад, участвующих в облаве на местности, а еще исполнять сиюминутные требования Хозяина.
Муравей-солдат способен поднять ношу, в десять раз превышающую его вес. Любая порученная задача для него выполнима, нужно только обеспечить средства. Как и Хозяин, он может быть везде и сразу. Его сила в бесчисленных отростках, пронизывающих все ярусы муравейника. Он знает, что необходим, но вместе с тем может быть немедленно заменен. Сахар вечен. А Тексье — нет. Таковы исходные физические данные. Что бы от него ни требовалось — мобилизовать армию или приготовить Хозяину еду — он не задает вопросов, руководствуясь неизменной логикой.
Командующий муравьями-солдатами уже не один, он обхаживает Хозяина вместе с десятками себе подобных, все они так же необходимы в группе и так же бесполезны по отдельности. Покорная армия перепончатокрылых служит провидческим замыслам королевы. Надзиратели, стерегущие подопытных, врачи, санитары и сиделки, следящие за их физическим состоянием, ученые и ассистенты, заканчивающие разработку собственной системы тестов, мелкое начальство, контролирующее ход операций, наружная охрана, обеспечивающая безопасность места, вспомогательные рабочие, занятые техническим обслуживанием и ремонтом зданий, повара, доносчики, шлюхи, портнихи, прачки, выгребатели дерьма, юрисконсульты, питающиеся соевым лецитином, адвокаты, маркетологи, падшие экономисты, специализирующиеся на договорных отношениях с финансовыми партнерами, зарытые на кладбище покойники, из которых сосны и каменные дубы вытягивают последние соки, подопытные, которых поят их же переработанной мочой.
Крупный план.
Сахар застыл в центре этой копошащейся муравьиной массы, сидя на краю кресла и сложив руки на коленях в ожидании ужина. Метафора муравейника кончается у ног Хозяина. Сахар паразитирует на муравьях, он не откладывает яиц, а пожирает их. Это его единственная функция. Он не служит никому, кроме Ваал-Верифа.
Сахар презирает рабскую суету, его от нее тошнит. Он ненавидит мелюзгу, которая снует вокруг, считая, что приносит ему пользу. Всем своим стареющим существом он отвергает ее копошение в угоду его мнимому величию. Эти ползучие твари напоминают ему о том, сколь неотложно исполнение пророчества Всевышнего.
Его первая мысль, непосредственная реакция: чтоб они все сгорели в аду!
Они воняют, испражняются у него под окнами, совокупляются, выставляя напоказ самые убогие биологические проявления своих тщедушных жизней. Сахар хочет поскорее покончить с этими человеческими отбросами. Чтобы планы Ваал-Верифа наконец-то вступили в силу и оказались в центре внимания, как они того заслуживают. Чтобы технологии заняли главенствующую позицию. Близится пришествие Зверя, который будет служить человечеству.