Было время, когда Мак и Кэтрин часами сидели перед зеркалом и пробовали разный макияж.
В профессиональной косметичке Макейди было полно всевозможных красок, теней и пудры. Она учила Кэт пользоваться косметикой: здесь провести стрелку карандашом, сюда добавить блеск для губ. Она любила экспериментировать с подводкой для глаз и губной помадой. Могла нарисовать глаза, как у Брижит Бардо, и губы, как у Мадонны. На безупречном лице Кэт все выглядело роскошно. Все. У нее было такое красивое лицо, с правильными чертами. Это же лицо шесть лет спустя смотрело на Макейди с металлической тележки в морге — изуродованное и безжизненное.
Завтра она уложит вещи Кэтрин и сорвет со стен коллаж из журнальных вырезок. Но фотографию лучшей подруги обязательно поставит где-нибудь в квартире, возможно, их общую фотографию, сделанную в Мюнхене. Это будет справедливо. Фотография, напоминающая о счастливых временах, когда они были вместе. Ей придется обустроить эту квартиру по своему вкусу, ведь она останется в Сиднее на какое-то время, во всяком случае пока полиция не найдет убийцу Кэтрин.
Она вспомнила, что у нее в чемодане лежит несколько открыток и писем от Кэт. Одно из них было отправлено с Бонди-бич. Возможно, Кэт писала его, сидя на том же самом месте, где сейчас Мак. Она достала письма из чемодана. Сердце защемило при виде знакомого жизнерадостного почерка.
Дорогая Мак!
Привет тебе из теплых краев! Уже почти июль. Скоро ты будешь вместе со мной, среди аборигенов. У них даже зимой солнечно, как в Канаде весной. Я просто в восторге! Потрясающе! Жду не дождусь тебя.
Я счастлива, что нахожусь рядом с любимым. Он занят своим бизнесом, и пока наша любовь все еще в секрете, но зато теперь нас не разделяют континенты. Он такой замечательный! Он тебе понравится. Скоро мы раскроем нашу тайну. Ты наконец его увидишь, и мы дружно посмеемся над всей этой конспирацией!
При мысли о таинственном возлюбленном у Мак слегка кольнуло сердце. Почему нужно было держать его имя в секрете? Она предполагала, что он женат и что Кэтрин в конце концов поумнеет и разорвет с ним отношения. Но она так и не сделала этого. И на протяжении последнего года продолжала сохнуть по своему Ромео.
Ощущая закипающую ярость, Макейди представила себе, какими словами он удерживал ее возле себя: «Я разведусь с женой и женюсь на тебе, обещаю. Но сейчас она не готова к разводу. Дай время. Я люблю тебя, и скоро мы будем вместе, навсегда. Потерпи еще немного». Как часто произносились эти слова на протяжении многовековой истории адюльтера?
Пробудившееся в ней любопытство и чувство ответственности отодвинули печаль и скорбные переживания на второй план. Она достала из бумажника визитную карточку детектива Флинна и набрала номер его мобильного телефона. Она ведь забыла рассказать детективу о романе Кэтрин. Что, если это важно? Она просто скажет Флинну, как мало ей известно о таинственном возлюбленном. Нет… она сама встретится с ним и покажет ему письма. Это даст ему еще одну зацепку.
После нескольких гудков он снял трубку.
— Детектив Флинн, это Макейди Вандеруолл.
— Здравствуйте, мисс Вандеруолл. Чем могу быть полезен?
— Вы просили, чтобы я позвонила, если у меня будет какая-то дополнительная информация. Я понимаю, что сегодня воскресенье, но я подумала, может, я бы приехала к вам в управление? У меня есть кое-что, что могло бы вас заинтересовать.
— Все в порядке, я в любом случае собирался заехать в управление. В четыре часа вас устроит?
— Отлично.
— Тогда до встречи.
Узнав, что он работает по делу Кэтрин и в выходные, Мак немного приободрилась. Она была рада, что сможет поговорить с ним лично. Выглянув в окно, Мак впервые обратила внимание на голубое безоблачное небо. Она решила прогуляться по берегу океана, подумать о своей жизни…
На этом необъятном фоне ее проблемы всегда казались ничтожными.
Макейди надела линялые джинсы, майку, теплую синюю куртку, удобные уличные туфли и отправилась на прогулку.
Солнечные лучи пробивались сквозь задернутые красные шторы, и от этого комната казалась озаренной малиновым светом. Среди смятых простыней его мокрое от пота тело выделялось кроваво-красным пятном. Невнятный звук вырвался из его горла, когда он коснулся кончиком пальца лакированной черной кожи. Лежа с закрытыми глазами, он любовно поглаживал туфлю, ласкал длинный тонкий каблук с острой набойкой. Затем его пальцы нежно прошлись по подошве и дыхание участилось.
Пальцы ее ног.
С мучительной осторожностью он нащупал тонкий ремешок и, задержавшись на миниатюрной металлической пряжке, крепко прижал к ней палец.
Ее щиколотки.
С болезненным удовольствием он ощутил, как пряжка проколола кожу и крошечная капелька крови побежала по пальцу.
Шлюха.
Перевернувшись на живот, он прижался возбужденной плотью к кровати и поднес туфлю к лицу, глубоко вдыхая ее острый запах. Обнаженные ягодицы напряглись и судорожно задергались.
Голод нарастал в нем. Раздражение, гнев, ярость и восторг смешались в теплом потоке, разлившемся по венам.
Растерзанная плоть.
Кровь.
Он словно переживал все эпизоды заново; помнил каждое прикосновение, каждую рану. Беда в том, что с каждым разом ощущения становились все менее острыми и уже не приносили полного удовлетворения. Ему требовалось больше, гораздо больше. Он просунул туфлю ниже, впихнув в нее источник своего беспокойства, и долгожданный оргазм излил прямо в «лодочку» истомившуюся мутную сперму.
Еще.
Несколько часов спустя Макейди сидела под дверью кабинета детектива Флинна, не реагируя на призывные взгляды молодых усталых сыщиков. Она была не в том состоянии, чтобы подыгрывать им. Зная, что в образе студентки ее редко воспринимают серьезно, она сменила джинсы на более официальную одежду. Сейчас на ней были узкие черные брюки — незаменимые в путешествиях. К ним она надела хрустящую белоснежную мужскую сорочку, купленную в Лондоне на Кингз-роуд, и уютный кашемировый пиджак из Нью-Йорка.
Время шло. Мак посмотрела на часы. Четверть пятого. Она ждала уже пятнадцать минут. Флинн явно был занят.
За дверью разгорался спор. Говорили на повышенных тонах, голоса звучали все громче и громче, и не замечать их было уже невозможно. Происходящее напоминало ссору влюбленных, и Мак чувствовала себя неловко, что оказалась невольной свидетельницей выяснения отношений.
За стеной вдруг ясно прозвучал женский голос:
— Похоже, трупы для тебя куда как важнее! С меня довольно!
Вслед за этим воплем в комнате раздался оглушительный грохот. Несколько сыщиков встревоженно подняли головы. Опять грохнуло. Казалось, будто об стену колошматят каким-то громоздким предметом. Молодой полицейский поднялся из-за стола и бросился к кабинету, но чуть не получил удар в лоб внезапно распахнувшейся дверью, из-за которой появилась красивая миниатюрная брюнетка с пылающим лицом. На пороге она обернулась и горько произнесла: «Жалкое созданье!», а потом гордо прошествовала между рядами столов. Она шла с высоко поднятой головой, не обращая внимания на молчаливые взгляды полицейских. Сложив руки на груди, в красивом костюме и с хмурой складкой на лбу, она направилась к лифту, на прощание одарив мужчин уничижительным взглядом. Выглядела она победительницей, и, судя по всему, это не ее размазывали по стенке.