Сестра, прищурившись, посмотрела на Энсона.
— Может, стоит известить доктора Сен-Пьер?
— Нет, не стоит, пусть Элизабет поспит... Мне с кислородом станет лучше.
Ему приходилось делать паузы между фразами, чтобы перевести дыхание.
— Я беспокоюсь за вас, — сказала сестра.
— Я знаю, Клодин. Я тоже беспокоюсь.
Энсон закрепил маску на лице и нагнулся, чтобы сила тяжести помогла ему расправить грудную клетку и легкие. Закрыв глаза, он пытался успокоиться и подождать, пока кислород окажет свое живительное действие. Прошло пять бесконечных минут, но улучшения не наступало. Еще пять минут... Да, ситуация — хуже некуда. Приступы одышки повторялись все чаще и длились все дольше.
Однажды — и это «однажды» случится довольно скоро, догадывался Энсон, — кислорода просто не хватит. Однажды, если он не согласится на пересадку и если, конечно, для него вовремя не найдется подходящий донор, его сердцу не хватит сил, чтобы качать кровь через покрытую рубцами легочную ткань. На медикаментах долго не продержаться, потом сердце начнет еще больше слабеть, и он, в буквальном смысле будет тонуть в «собственном соку». Тогда, если и найдется подходящий донор, пересадка станет пустой тратой времени.
Вдох... Медленно... Не останавливайся... Нагнись... Тяжесть помогает... Вот так... Вот так...
Считая себя агностиком [14] , Энсон тем не менее начал молиться. У него еще было здесь много работы — очень важной работы. Клинические испытания препарата «Сара-9» уже шли, и результаты были удивительными. Лекарство, которое он создал на основе местных уникальных почвенных дрожжей, еще находилось на экспериментальной стадии, но уже было ясно, что это — прорыв в области образования новых кровеносных сосудов. Новое средство уже доказало, что способно лечить такие случаи, как боевые ранения, инфекции, болезни сердца, различные формы рака... Но, по иронии судьбы, не легочный фиброз. Прошло больше пятнадцати минут, пока Энсон наконец смог дышать нормально. Но через несколько секунд, когда он уже подумал, что приступ кончился, легкое покалывание в груди вдруг обернулось надсадным мучительным кашлем. Черт возьми! Через минуту, когда он справится с кашлем, опять может начаться приступ! А ведь когда-то он часами мог играть в регби, только изредка переходя на шаг. Трудно было поверить в то, что крохотный комочек слизи в бронхах может вытворять с ним такое.
Лежа поодаль на своей узкой кровати, Мариэль шумно дышала. Энсон потрогал лоб девочки. Их борьба за жизнь становилась до боли похожей. Победит ли кто-нибудь из них? Он наклонил голову и сумел вдохнуть немного спасительного воздуха. Крайне измотанный, лишь пару раз ненадолго сомкнувший глаза за последние сутки, Энсон не мог думать о сне. Сначала пациенты. Сон, как всегда, потом.
Энсон родился, вырос и получил образование в Южной Африке. В молодости он был красавцем и щеголем, встречался с самыми красивыми женщинами и совершенно не предполагал, что когда-нибудь свяжет свою жизнь с медициной. Но это было давно.
Еще пятнадцать минут кислорода, и Энсон почувствовал, что обруч, сжимавший его грудь, стал ослабевать. Клодин, которая не могла смотреть на его мучения, отошла взглянуть на остальных пациентов. Их было человек двадцать, большинство из них — и дети и взрослые — страдали от различных осложнений СПИДа. Благодаря фонду «Уайтстоун» со штаб-квартирой в Лондоне и назначенной им доктору Элизабет Сен-Пьер маленькая больница содержалась хорошо и была оборудована почти всем, что просили Энсон и Элизабет.
Опасаясь нового приступа, Энсон немного выждал и только потом отложил кислородный баллон. От усиленного дыхания у него кружилась голова и слегка подташнивало. Нельзя было доводить себя до этого. А ведь за пятнадцать лет работы он ни разу не брал отпуск, да и вообще не думал об этом.
Однажды, после одной, особенно утомительной и скучной вечеринки с людьми, которые его больше не интересовали, с развлечениями, которые он все больше и больше ненавидел, жизнь Энсона-плейбоя внезапно кончилась. Реализовав все свое наследство и заняв, сколько удалось, он забрал жену и ребенка и отправился в джунгли с миссией спасать людей своего континента.
Сейчас, в пятьдесят пять, от него осталась лишь тень прежнего Джо Энсона, но, живя в постоянном страхе, что его работу отберут у него прежде, чем он ее закончит, и даже с одышкой и кислородным голоданием, его мозг обрабатывал информацию и решал задачи в лихорадочном темпе. Ни в коем случае Энсон не собирался останавливаться. Пока не закончена работа, он не мог подвергать себя риску пересадки легких и лечения сопутствующими препаратами.
Дав себе молчаливое обещание заняться собой, как только будет доведена до конца «Сара-9», Энсон поправил стетоскоп и снова осмотрел девочку. Ребенок протянет еще день, максимум два, если не произойдет какого-нибудь божественного вмешательства — три. Божественное вмешательство. Слова точно выражали суть дела. Энсон не признавал могущества Господа, но полностью доверял силе препарата «Сара-9», названного в честь единственной дочери, и надеялся, что когда-нибудь она поймет сделанный им выбор. Даже Мариэль, которая не значилась в протоколах клинических испытаний, могло бы спасти новое лекарство.
Но сделать это было трудно.
Элизабет Сен-Пьер, контролировавшая финансирование Уайтстоунского центра здоровья Африки была ответственной и за клиническое испытание лекарства. Она строго запретила выборочное применение «Сары-9», пока специалисты в Лондоне не закончат исследования. Запрет на использование лекарства выглядел, на первый взгляд, необоснованным, но Энсон знал, что эту проблему создал он сам.
Пока он держит под своим полным контролем его производство, «Сара-9» будет существовать в очень малых количествах и стоить очень дорого. При мысли о том, чтобы украсть собственное лекарство, сердце Энсона заколотилось. Он делал для девочки все возможное, но болезнь оказалась слишком запущена. Необходимо было усилить циркуляцию крови в области воспаления, чтобы доставить туда больше кислорода и больше антибиотиков. «Сара-9» — именно такое средство. «Может, удастся заключить с Элизабет что-то вроде сделки», — думал он, его секретные тетради с записями и клеточные культуры обменять на дозу «Сары-9», достаточную для девочки.
Нет, решил он. Его могут считать неразумным или даже параноиком, но он просто не готов передать свои исследования в «Уайтстоун». В данный момент будет лучше попросить прощения, чем разрешения.
Исследовательский комплекс, построенный из бамбука и шлакобетонных блоков, состоял из нескольких лабораторий и жилых помещений и находился всего в пятидесяти ярдах от больницы. Он был отлично оборудован — с современными инкубаторами, двумя масс-спектрометрами и даже электронным микроскопом. Культуры дрожжей и тканей хранились в холодильниках, для обеспечения работы которых имелся целый блок мощных генераторов, автоматически включающихся при прекращении подачи электричества из Яунде — линия тянулась меж высоких деревьев вдоль реки Санагра.