—Мы столько пережили вместе, Элизабет, — сказал он.
—Наша работа подходит к концу. Вы должны гордиться тем, что сделали, а я горжусь вами. Но сейчас мне надо немного отдохнуть, у меня сегодня работа в клинике. Да и у вас тоже.
—Я буду готов, — пообещал Энсон, делая замечательный глубокий вдох.
* * *
Сен-Пьер вернулась в свою квартиру — небольшую комнату с душем в том же крытом коридоре, где находилась квартира Энсона. Ее раздражала эта тесная комната и постоянно появлявшаяся на плитках пола в душе плесень, поэтому она старалась бывать здесь как можно реже, предпочитая свой элегантный дом на зеленом холме в Яунде. Останется ли она в Камеруне после того как Хранители закончат работу с Энсоном, или нет, Сен-Пьер еще не решила. В любом случае ей полагались солидные премиальные, которые сделают ее состоятельной женщиной, а пакет акций в новой компании «Уайтстоун фар- масьютикалс» — просто богатой. Неплохой результат за несколько лет работы нянькой у эксцентричного и недоверчивого гения.
По частной линии она набрала лондонский номер.
— Договоренность достигнута, — начала диктовать Сен- Пьер на автоответчик. — Мы свозим его в Индию на встречу с семьей донора, потом он садится с нашими людьми за стол для окончательной передачи записей и клеточных культур. Я ему доверяю. Он всегда держал слово, а финансовых аргументов для отказа у него нет. Деньги для него не играют решающей роли, но акций «Уайтстоун фармась- ютикалс», которые он получит, будет вполне достаточно для продолжения работы здесь еще на много лет. Это была долгая история, но она почти завершена. Моей самой большой ошибкой в начале работы являлось то, что я не смогла предвидеть глубину паранойи этого человека и того, что он будет защищать свои разработки от тех, кто их финансирует. Хорошо, что мне удалось справиться с сумасшествием и поддержать гениальность. Стоило оттолкнуть моего дорогого Джозефа, и он, несомненно, оттолкнул бы нас.
Души робеют перед могуществом наук гораздо больше, чем перед гимнастическими упражнениями.
Платон, "Государство", кн. VII
Натали понимала, что за одну тренировку ничего не изменится. С ее стороны было глупо соглашаться начать занятия физиотерапией так скоро после пожара. Она посмотрела на секундомер «бегущей дорожки», а потом на большие часы на стене, так, на случай, если отказала электроника. Семнадцать минут на горизонтали. «Вот черт», — подумала она. Разгадывать загадку дальше не было смысла: ее легкое работало плохо, вот и все. Рэйчел Френч могла говорить все что угодно о заживлении ожогов и восстановлении функций, но ждать этого не приходилось.
«Что ты, милочка! Ты поправишься очень быстро, быстрее, чем поймешь это».
— Давай, Нат! — поторопила ее физиотерапевт. — Еще пять минут. У тебя отлично получается!
— Хреново у меня получается, и вы это знаете.
— Ты ошибаешься. В отделении мне сказали, что твои функциональные тесты в основном стабилизировались и со временем ожидается их улучшение.
— Никто из медиков никогда не предсказывает улучшения, — резко бросила Натали, переводя дух. — Обычно они говорят, что не рассчитывают на него... или... Тогда они... либо выглядят умными и объективными, героями, если дела в самом деле пойдут на лад.
— Ты же понимаешь, что с таким настроением не очень себе поможешь.
— Поправка, — сказала Натали, выключая тренажер. — Я себе вообще никак не помогу... Спасибо, что потратили на меня время... Я позвоню, когда почувствую, что готова продолжать.
Она схватила полотенце и чуть ли не бегом выскочила из кабинета, чувствуя, что врач могла обидеться на нее. Натали знала, что ведет себя, как последняя стерва, но, по правде говоря, ей было плевать. Потерю одного легкого она перенесла стойко, мужественно и даже философски. Но сейчас, даже учитывая то, что и мать, и племянница остались живы благодаря ей, и каждый день приходили все новые и новые карточки с наилучшими пожеланиями, и планировалась какая-то церемония, было ощущение, что у нее просто не осталось ни стойкости, ни мужества, чтобы исправить случившееся.
Она помчалась домой, втайне надеясь, что какой-ни- будь несчастный полицейский рискнет остановить ее и попытается оштрафовать. Возможно, со временем, она справится с отчаянием и перестанет жалеть себя, снова обретя уверенность и оптимизм. А пока что где-то сидел какой-то математик, который, вероятно, не смог устроиться на работу даже в младшие классы школы и, достав из кармана калькулятор, старался определить ее показатель легочной совместимости...
Так, посмотрим. Плюс двадцать два года, она будет до конца жизни ковылять, останавливаясь через каждые пять футов, чтобы передохнуть... Плюс двадцать восемь, она будет мучиться, ожидая порцию яда, разрушающего ее иммунную систему и превращающего поездку в общественном транспорте в смертельно опасную затею...
Эрмина стояла у стола и писала записку для Нат. Внизу, на полу, лежали два пакета с разными моющими и чистящими средствами.
— Привет, дочь, — сказала она. — Не ожидала, что ты вернешься так скоро.
— Дженни здесь?
— Она в машине. Я как раз собиралась отвезти ее в новую берлогу. Думаю, что сегодня мы уже сможем остаться там ночевать.
— Отлично, мама.
— Милая, мне и правда очень жаль, что все так получилось... Я очень виновата и знаю, что ты на меня злишься. Ты имеешь на это полное право.
— Всякое бывает, мама. Хорошо, что вы с Дженни остались целы. Если ты жалеешь о том, что произошло со мной, ты знаешь, что тебе надо делать.
— Знаю. И пока что у меня получается.
— Надеюсь.
— Ты приедешь к нам?
—Не знаю. Возможно, завтра.
—Как твоя терапия?
—Замечательно.
—Прости, но по голосу этого не скажешь.
—Да нет, все нормально.
—Поверь мне, детка, если бы я могла вернуть все назад, я бы либо бросила курить, либо заползла в шкаф во время пожара и сгорела.
—Ерунда, мама. Ты же все-таки бросила курить, и это главное. А теперь я хочу, чтобы ты перестала повторять, что лучше бы сгорела. Этим ты ничего не поправишь.
—Нат, а ты не можешь приехать и помочь мне устроиться на новом месте?
—Обязательно, как-нибудь приеду. Со мной все в порядке.
—Они говорят, что ты поправляешься!
—Есть постепенное улучшение, вот что они говорят.
Уловив в словах дочери плохо скрываемую правду, Эрмина обняла ее, и Натали сделала некоторое подобие ответного движения.
—Я очень виновата, милая моя... Мне так жаль...
—Я верю, мама.