У Сартра есть короткий рассказ «La Chambre». [15] В нем человека по имени Пьер изводят злобные статуи, которые постоянно бормочут вокруг него, все больше погружая в безумие. Единственным способом повлиять на них является циутр – полоски картона, склеенные между собой в форме паука. На одной полоске написано слово Черное, на другой – слова Против козней, на третьей нарисован портрет Вольтера. Я сидел в темноте, чувствуя, как образы Джереми и моих родителей с бормотанием витают вокруг, словно мрачные статуи, и мечтал, чтобы у меня был циутр, когда услышал, что к дому подкатывает автомобиль. Прозвучал длинный сигнал, и я увидел на подъездной аллее такси и в свете фар поднятую им белую ракушечную пыль. Снова раздался сигнал, и я распахнул дверь, думая про себя: «Господи, дай мне циутр от всех идиотов-таксистов на свете».
– Я такси не заказывал! – заорал я. – Ты, блин, приехал не по адресу.
Из окошка высунулся здоровенный парень с валиком черных волос «а-ля Помпадур» на голове. Свет охранного освещения бил ему в глаза, и он, прикрываясь, поднес ладонь ко лбу, словно отдавая честь.
– Ты должен мне шестьдесят три бакса, – заявил он. – За поездку от Мобила.
– Послушай, приятель, ничего я тебе…
Задняя дверца со стороны пассажира открылась, и оттуда, спотыкаясь, выбралась Эйва. Она сделала два неровных шага в сторону дома, после чего колени ее подогнулись и она грохнулась на землю.
– Карсон, помоги мне, пожалуйста! – крикнула она, пытаясь подняться. Голос ее был наполнен слезами и алкоголем.
Мы с водителем подняли ее по ступенькам и усадили на диван. Я сунул ему в руку четыре двадцатки, и он с радостным видом исчез. Эйва попыталась встать, отряхивая песок с лица и бессвязно бормоча:
– Я напилась, Карсон… Я дура, и я напилась… Я не должна была делать этого, но я напилась, и…
– Ш-ш-ш… Можешь ничего не объяснять.
– Мне нужна поддержка.
От нее разило выпивкой, потом и страхом. Я раздел ее и затащил под душ, отрегулировав струю прохладной воды. Она сидела, положив голову на колени, дрожала и всхлипывала, а я поливал ее водой.
Через несколько минут я помог Эйве подняться и прикрыл халатом, чтобы она сняла белье. Она говорила уже более связно, и по ее словам мне удалось восстановить отрывочную и неприглядную картину последних нескольких часов. Она работала в субботу, а в воскресенье и вчера была выходной. Она напилась в субботу вечером и не смогла остановиться. Сегодня утром она проснулась больной и пристыженной. Она позвонила сказать, что заболела, и нарвалась на Клэр, которая по полной программе отчитала ее за отсутствие на месте, отметив, что это происходит все чаще. Эйва смотрела на меня глазами, в которых было больше красного, чем белого.
– Я думала, что сегодня отойду, а завтра поеду на работу, что как-то прорвусь через это и прекращу всю эту… гадость. Вчера такое должно было быть в последний раз. – Она обхватила себя руками и затряслась.
– Но как только ты положила трубку, ты начала пить. Ее кулаки с силой сжались. Я уже видел это ее движение, когда прятался в кабинете Уилла Линди.
– Я не могу остановиться. Что со мной происходит что со мной происходит что со мной…
– Ты должна обратиться в центр детоксикации и вывести из себя яд.
Она вцепилась в меня железной хваткой человека, находящегося на грани истерики.
– Нет! Я не могу. Люди все узнают. Я не могу этого сделать. Нет. НЕТ!
– Ладно, все в порядке, успокойся. Мы можем сделать все это здесь.
– Ты никому не рассказал о том вечере в пятницу… Я все ждала, что люди будут глазеть на меня, что они все узнают. Ты сказал, что не сделаешь этого, и не сделал…
– Конечно, не сделал. Это никого не касается.
Она вытерла слезы тыльной стороной руки.
– Я здесь больше никого не знаю… Я чувствую себя такой одинокой. А потом я увидела возле дома, увидела, как ты… Ты никому ничего не рассказал, а потом приехал ко мне и все полил. Я тоже хотела, но не могла выйти на улицу… Я не могла допустить, чтобы соседи увидели…
– Пора спать, – сказал я, взял ее за руку и повел в спальню. – Поговорим завтра, когда тебе будет лучше.
– Она ненавидит меня! – выпалила Эйва. – Она просто ненавидит меня! Я не виню ее… Я уже столько напортачила, с тех пор как попала сюда…
– Кто тебя ненавидит?
– Доктор Пелтье. Даже когда я стараюсь изо всех сил, она ненавидит меня, я… я…
Я схватил корзину для мусора, и Эйву вырвало. Я подождал, пока она закончит, и отвел ее в кровать.
– Единственное, чем мне хотелось заниматься, была моя работа… И я училась по ночам, повторяла пройденное, пыталась узнать еще и еще… И чем больше она ненавидела меня, тем больше я пила! Иногда я просто хотела умереть… Я просто хотела умереть я просто хотела…
Я успокоил ее, укрыл одеялом и поставил корзину для мусора рядом с кроватью. Она лежала, уставившись в потолок, и сжимала в кулаках невидимые теннисные мячики. По ее щекам тихо текли слезы. Я закрыл дверь и на цыпочках удалился.
Большую часть ночи Эйва ворочалась и стонала – за три дня пьянства все биологические ритмы сбились. На рассвете ей удалось заснуть, и, когда я приоткрыл дверь, лицо ее было умиротворенным. Я надеялся, что она почерпнет в этом спокойном сне силы вернуться к непростым выборам своего жизненного пути.
Мистер Каттер сидел на стальном металлическом стуле в темноте своего чулана. Его грудь тихо поднималась и опускалась, и это были единственные его движения. У него не было искушения жульничать, потому что его никто не видел. Внутри него все пульсировало, било струей, медленно перетекало. Он ничего не мог с этим поделать.
Он сидел на этом стуле часами – спина прямая, колени вместе, руки на бедрах. Он был Хорошим Мальчиком.
До того момента, час назад. Он не смог сдержать свою жидкость, и хотя он боролся с этим, без единого подрагивания руки или покачивания ноги, ему пришлось сдаться. Сначала всего несколько капель… Но вместо того чтобы принести облегчение, это только усилило агонию, и он в конце концов расслабился и позволил жидкости вытечь.
В аду все равно придется расплачиваться за все, думал он, когда после расслабления горячее и раздражающее полилось по его ногам, заполнило вогнутое сиденье стула. Но теперь с этим покончено. Все меняется. Картины в его мозгу становились явью: он заставлял их реализовываться.
Он думал о том, чтобы пойти в секретную комнату, где он держал свою мечту и работал над ней. Но сегодня рабочий день, и ему нужно работать снаружи и носить маску для окружающих.
Через несколько минут мистер Каттер неуверенно встал и принялся растирать замерзшие бедра и сведенные судорогой икры. Затем неуклюже отправился в ванную принять душ. По пути выбрал галстук на сегодняшний день. Носки. Туфли. Осмотрел брюки. Хороший мальчик, аккуратный, во всем выдерживает общий стиль. Он уже без остановок почти прошел кухню, – сегодня было много дел, пора было уже включать скорости, – но тут его позвал любимый ящик. У каждого из нас есть свой секретный помощник. Он вынул длинный нож для хлеба – Мамин нож для хлеба. Она пекла вкусный хлеб, но он должен был хорошо себя вести, чтобы получить его. Поскольку он сегодня описался, хлеба ему не положено вообще. Вот сука! Затем из ящика появилось стальное точило, и мистер Каттер провел по нему лезвием. Этот звук был настоящей музыкой. Однажды он ходил на хоккей, и его сердце пело от радости, когда он слышал тот же самый звук из-под режущих лед коньков – в нем звучали льдинки идеального холода: ежик, ежик, ежик…