— Заставить их платить за грехи своих прародителей, — согласился Найджел. — Я уже говорил об этом Фостеру. Прошлое всегда остается с нами, спрятанное и погребенное, но обязательно выходит наружу. Им нельзя пренебрегать.
Бокал Хизер опустел. Найджел отнес его в кухню и налил вина. Усталость как рукой сняло, вино бодрило его. Как и присутствие Хизер. Когда он вернулся, Хизер неожиданно спросила:
— А вы не думаете о том, когда ваше прошлое всплывет на поверхность?
— О чем вы? — удивился Найджел.
— О прошлом вашей семьи. Когда мы с Фостером впервые встретили вас в кафе, вы упомянули о том, что вас усыновили. И вы не знаете истории своей семьи.
— Да, когда-нибудь я все выясню.
Он не сказал правды. Тайна прошлого постоянно мучила Найджела. Работая над заказами, он помог многим людям восстановить историю их семей. Однако Найджел ничего не знал о себе. Но был уверен, что когда-нибудь все изменится.
— Если вас усыновили, то должны остаться какие-то записи. И вы могли бы найти по ним своих родителей, — произнесла Хизер.
— Да, мог бы.
— Но не сделали?
— Нет.
— А почему? Извините, я, наверное, назойлива.
Найджел улыбнулся:
— Все в порядке. Я мало что узнал. Мне дали адрес женщины, она умерла. Никаких упоминаний об отце и о ком-либо еще, с кем я мог бы поговорить. Я бросил это занятие. Даже если ты не знаешь прошлого, это не мешает тебе жить своей жизнью. Иногда, наоборот, помогает, не на кого равняться, нет ошибок, которых желаешь избежать. Ты свободен. Правда, остается пустота, ощущение, что тебе чего-то не хватает. Лишь пустота и множество вопросов без ответов.
Найджел отхлебнул вина. Хизер смотрела на него, наматывая прядь волос на палец. Он чувствовал, что она хочет спросить его еще о чем-то. И не возражал против этого. Ему было приятно ее внимание.
— У вас есть какая-нибудь музыка? — вдруг спросила она.
— Был где-то проигрыватель, — ответил Найджел, обводя взглядом комнату, заваленную книгами и журналами. — Где-то здесь.
— Какой проигрыватель? Для виниловых дисков? Найджел, вы ходячий анахронизм!
— Просто мне нравятся старые вещи. Сейчас все быстро устаревает, выходит из моды, появляются новые модели, и тебе говорят, что ты обязательно должен приобрести их. Массовый ширпотреб, от него только развивается чувство неудовлетворенности. Мне нравятся вещи, сделанные добротно. Когда берешь их в руки, то представляешь людей, которые их сделали, и восхищение, с каким они смотрели на свою работу.
Найджел встал со стула, приблизился к книжной полке и отодвинул кипу старых журналов. За ними оказался покрытый пылью проигрыватель. Он поднял крышку, звукосниматель отлетел в сторону.
— Он сломался, — вздохнул Найджел.
— Странно, что у вас нет CD-проигрывателя.
Хизер подошла к радиоприемнику и стала медленно переключать каналы. Наконец она нашла радиостанцию, где звучала старая песня, которую Найджел не знал. Его музыкальные интересы ограничивались Бобом Диланом, Нилом Янгом, Леонардом Коэном и другими старыми исполнителями семидесятых. Его коллекция пластинок заканчивалась на 1974 годе, именно тогда он родился. Когда запел хор в сопровождении саксофона, Хизер улыбнулась. Она села на стул и допила остатки вина. Найджел хотел налить ей еще, но она накрыла бокал ладонью:
— Я за рулем.
Он налил себе вина, они сидели и слушали музыку. Хизер закрыла глаза. Найджел подумал, что она заснула. Когда песня закончилась, Хизер открыла глаза и глубоко вздохнула.
— Как хорошо, что иногда можно расслабиться, — проговорила она. — У Фостера не получается, он не умеет отключаться. А мне кажется, это жизненно необходимо.
Найджел посочувствовал Фостеру. С тех пор как в воскресенье ночью обнаружили труп Неллы Перри, он не мог думать ни о чем, кроме как о поимке преступника. Спал урывками, только поиски преступника с помощью прошлого помогали успокоиться.
— Я знаю, что вы чувствуете, — произнесла Хизер. — Это становится наваждением. — Она развела руками. — Добро пожаловать в мой мир.
— Почему вы решили стать детективом?
— Я защитила диплом по криминалистике в университете. Потом стала размышлять, что делать дальше. Видела для себя два пути. Продолжить обучение, жить в мире теории и придавать значение всякой ерунде или поступить на службу в полицию. Выбрала самый непопулярный вариант.
— А почему в Лондоне?
— Я обычно говорю, что здесь сосредоточена жизнь, а следовательно, больше интересных и захватывающих мест, где я могла бы работать. Но если честно, я приехала сюда вслед за своим парнем. Но у нас ничего не получилось. Зато с Лондоном у меня все вышло замечательно.
Наступила тишина. Песня закончилась.
— А кто разбил ваше сердце в университете? — спросила Хизер.
Найджел с удивлением посмотрел на нее, но вино придало ему храбрости.
— Кто вам сказал, что мое сердце разбито? — с улыбкой воскликнул он.
— Вы сами. Когда я была тут в воскресенье утром. Вы не сказали об этом прямо. Но по вашему взгляду я догадалась, что вам это причинило боль. Вы тогда выглядели уязвленным.
Найджел молчал.
— Ваши глаза, очки в прямоугольной оправе и робкая улыбка… Бьюсь об заклад, вы умели произвести впечатление на студенток. Она была студенткой?
Он кивнул, почувствовав, что наступило время рассказать всю историю до конца. Если они с Хизер пили вино не в последний раз, а Найджел надеялся, что не в последний, то имело смысл рассказать ей всю правду.
— Ей было двадцать девять лет. Она готовилась защищать диссертацию. Я не являлся ее руководителем. Меня пригласили, чтобы я организовал курс по семейной истории, но пока я планировал работу, попросили провести несколько семинаров по истории. Лили хотела устроиться на работу в университете. Поскольку она готовила диссертацию и у нее было немного времени, ей поручили помогать мне разрабатывать курс семейной истории. Мы сблизились и в итоге…
— Сблизились окончательно?
— Можно сказать, да.
— А что же было не так?
— Она была замужем. Когда мы стали встречаться, они жили раздельно. Я не знал, что у нее муж. Но однажды Лили мне про него рассказала. Объяснила, что они решили снова жить вместе, хотят попробовать еще раз.
— Она заявила вам об этом в тот же день, когда сообщила о существовании мужа? — с презрением проговорила Хизер.
— Да. Просто она выбрала не меня. Ей предложили место в университете, и, откровенно, мысль, что придется работать с Лили после того, что случилось, казалась мне невыносимой. К тому же возникли проблемы с финансированием, и курс семейной истории отложили на неопределенный срок. Я ушел.