— Проклятые журналюги! Я заставлю их изъять каждый экземпляр этого поганого издания и засунуть себе…
— Для разнообразия ты мог бы позвонить Хелене прямо сейчас, — предложил Андерсон. — Пресса будет…
— Убирайся!
Андерсон глубоко вздохнул.
— Мне кажется, ты должен ей сказать…
— Вон!
— Сейчас полпятого, скоро состоится твоя пресс-конференция… сэр!
— Вон!
Андерсон стиснул зубы и вышел, хлопнув дверью — негромко, но достаточно красноречиво, чтобы показать, что он едва сдерживается.
Костелло видела, что он очень беспокоится о жене шефа.
Макалпин плюхнулся в кресло, и пружины жалобно скрипнули. Казалось, он задался целью вспомнить все ругательства, которые знал, а их оказалось намного больше, чем знала Костелло. Она стояла, не двигаясь с места, прижавшись к низкому картотечному шкафу, и ждала, когда Макалпин выдохнется. Сквозь стеклянное окно она видела, как отчаянно жестикулирует Андерсон, показывая, что журналисты уже собрались и что пора с этим что-то делать. Настала ее очередь привести шефа в чувство.
— Чертовы ублюдки! Гребаные акулы!
— Да, но этим акулам нужно кинуть кусок, который будет неплохо смотреться на экране.
— Подонки! — не унимался он.
На лице Андерсона появилась дикая гримаса. Представители прессы начинали раздражаться.
— Шеф, надо радоваться, что об этом написали только сейчас.
Макалпин обернулся к ней и начал загибать пальцы.
— Первое: у меня на руках три нераскрытых убийства и ни одной зацепки, кем бы мог быть этот самый сумасшедший псих. Второе: моя команда работала как проклятая всю неделю без всяких сверхурочных.
— Я это заметила, — сказала Костелло с чувством.
Макалпин уже перешел к третьему пункту.
— И я вывихнул себе плечо.
Костелло сохраняла невозмутимость.
— Шеф, вам отлично его вправили и наложили повязку. У меня в сумке есть парацетамол, если вы…
— Брось его знаешь куда!.. Мы подключили Центр прикладной криминологии, всю полицию, да что там — министра, а теперь в офисе полно этих идиотов журналистов, и если это не слишком…
— Без всякого сомнения. Тогда почему не сделать письменное заявление, с обычным набором банальностей… Может, вообще отправить на эту пресс-конференцию Малхолланда с офицером по связям с общественностью? Он прилично смотрится, хорошая улыбка, большое самомнение, шикарный костюм. Сейчас вашим лицом только детей пугать, сэр, — добавила она, приветливо улыбнувшись.
Макалпин в ярости вскочил на ноги. Костелло отпрянула и вжалась в стенку.
— Я занимаюсь расследованием убийства, поэтому, черт их всех возьми, никуда не пойду!
— Тогда, значит, нет.
— Значит, нет! — Он опять опустился в кресло.
Костелло поймала сквозь стекло взгляд Андерсона, кивнула головой в сторону Малхолланда и произнесла губами: «Конференц-зал». Андерсон опустил плечи и вышел, качая головой и бормоча ругательства.
Разобравшись с одним, Макалпин перешел к другому:
— Как продвигается дело с Мактайернаном? — Он допил вчерашний кофе. — Сделай мне еще кофе, пожалуйста.
Костелло включила чайник, стоявший позади. Вода почти сразу забулькала — видно, его уже включали совсем недавно.
— Мактайернан учился ремеслу в компании Уайта.
— Столярной?
— Хью Уайт внес за него залог после ареста и взял на работу после освобождения.
— Вот как? — Он опять стал почесывать ссадины на лице.
— Уайт занимается обслуживанием «Феникса», — продолжала Костелло. — А Шона посылали чинить свет в подъезде Элизабет-Джейн. А если он работает в «Фениксе»…
— Мы можем выйти на Линзи. Но пока точно известно только об одной связи. Официантка из кафе «Эштон», с которой разговаривал Литлвуд, уверяет, что он ушел оттуда вместе с Арлин. Позже свидетели видели их обоих на дискотеке, а полицейские видели, как он куда-то спешил на улице, и…
Она неожиданно вспомнила о другой девушке, о той, с кем он был на аллее, маленькой и хорошенькой. Она закусила губу. Если убрать черные волосы…
— Костелло, о чем ты думаешь?
Она вздрогнула.
— Арлин могла отшить его на дискотеке. Но, сэр, мне почему-то кажется, что уж слишком все гладко.
В дверь постучали. Это была констебль Ирвин, которая так и не решилась войти.
— К вам посетитель, сэр. — Она взглянула на визитку. — Некий преподобный Лиск.
— Хорошо! — Он встал и взял со стола папку. — Я поговорю с Лиском по душам, узнаю, что он думает о происходящем в «Фениксе» и не было ли каких слухов о романе Тома и Элизабет-Джейн. К следующей встрече постарайся выведать все, что сможешь, об О’Кифе и приюте, и мы сравним полученные сведения. Можешь послать всех начальников подальше. Да, и поговори с подружкой Арлин из дискотеки. По-моему, этого еще никто не сделал.
— Трейси? Я договорилась с ней на завтра. Дело в том, сэр, что мы не успеваем сразу везде поспеть, тем более что это второй допрос. Мы отложили его на потом, — добавила она, запнувшись.
— Передоговорись на сегодня. Добейся от нее связных ответов. И не теряй из виду Шона. Он абсолютно подходит под описание Баттена.
«За исключением религии», — подумала Костелло.
Лиска отвели в комнату для допросов 4Б. Он был в старой куртке и сидел тихо, погрузившись в мысли и опустив голову; руки свисали между колен, а пальцы нервно сжимались и разжимались. Он выглядел уставшим. Под глазами были зеленоватые круги, а губы приобрели желтоватый оттенок — его кожа плохо переносила напряжение.
— Как дела, Джордж? — Макалпин протянул руку, и Лиск ответил вялым рукопожатием.
— Не особенно хорошо. Извините, что отрываю от работы, но, честно говоря, я не думал, что застану вас в это время. Уже почти шесть.
Макалпин улыбнулся и положил папку на стол.
— Моя работа заканчивается, когда дело раскрыто.
— А вы когда-нибудь бываете дома?
— Моя жена в последнее время очень занята: не думаю, чтобы она замечала, дома я или нет. Так чем я могу быть полезен?
— Мне кажется, я должен вам сообщить, на случай если это важно. Мне утром звонила мать Яна Ливингстона. Он в больнице, передозировка снотворного.
Теперь настала очередь Макалпина опустить глаза: линолеум на полу хранил следы многочисленных пятен от потушенных сигарет. На Ливингстона никто не давил. Три беседы и тщательная проверка алиби.
— Как он сейчас?
— Выкарабкается. Естественно, он был ужасно расстроен гибелью Линзи. Ему промыли желудок. Хотя, если быть объективным, отравление было очень небольшим и, по их мнению, могло быть неумышленным. Он так переживал, что ему прописали какое-то успокоительное — для сна. Не исключено, что он просто забыл, что уже принимал лекарство. — Лиск вытянул руку и растопырил пальцы — казалось, он пытается узнать, как далеко ими можно дотянуться, а уж потом — расслабить. — Я, конечно, принимаю все это близко к сердцу, особенно после того, как потерял Алесдера.