— Я знаю. Я там был. И что?
— Вы очень спешили. Куда именно?
— Это правда, я спешил. — Он улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное.
— Так почему?
Мактайернан молча посмотрел на нее. Она видела, что сейчас он скажет неправду, и, почувствовав озноб, переступила с ноги на ногу. Он слишком долго обдумывал ответ. И в его голубых глазах произошла перемена — теперь в них не было дружелюбия.
— И все-таки куда вы так спешили?
— Я встретил кое-кого. И у нас было свидание. Это преступление?
«Другая реакция. И твоя теория, Виктор Малхолланд, может идти к черту! Называй это женской интуицией, но Шон Мактайернан неровно дышал к этой второй девушке. Он лгал ради нее. „Защита и преданность“».
— Ну так как? Преступление? — переспросил он.
Костелло пожала плечами, давая понять, чтобы он продолжал.
— Я не бегаю за женщинами, но и не отказываюсь, когда предлагают встретиться. Меня преследовали нехорошие воспоминания. Это была та же аллея… ну, вы знаете.
— Думаю, что знаю, мистер Мактайернан. — Их взгляды скрестились, и он первым отвел глаза. — Я хотела бы узнать ее имя, даже если она замужем. Обещаю, что об этом никто не узнает.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не знаю, как ее зовут.
В это она не поверила.
В пабе «Три судьи» было полно народу даже в четверг вечером, что их вполне устраивало. В кабинке было тепло и уютно, и каждый раз, когда открывалась дверь, по ногам пробегал сквозняк. Сильный дождь не прекращался и загнал внутрь даже самых заядлых курильщиков. На экране телевизора чем-то шумно восторгалась Давина Маколл, но посетители не обращали на нее никакого внимания.
Детективы из группы Макалпина сидели в самом конце зала, наклонив головы, будто перед дракой. Макалпин, нервничая, грыз ноготь большого пальца. Он принял душ и переоделся, но синяки на его коже пожелтели, а лицо осунулось. Андерсон был уверен, что заключенные в тюрьме выглядят здоровее. Долгий день длинной недели кончался, и затеплилась надежда, что развязка совсем близко. Макалпин был напряжен и сидел немного поодаль, как бы подчеркивая, что больше не часть команды, но Андерсон был рад, что он пришел.
— Мы собрались, чтобы закрыть дело, и сделать это быстро, — начал Баттен. — Запомните, если здесь нас внезапно осенит, то это будет зафиксировано как результат завтрашнего совещания. Я встречался со старшим инспектором Куинн и теперь разделяю ваши тревоги: она уже пересчитывает шариковые ручки в участке. Но об этом — достаточно. Нам нужно довести дело до конца, и мы близки к этому. Алан, как себя чувствует Хелена?
— Выздоравливает. На пару часов она ездила на работу. Как говорят, шоу должно продолжаться. — В его глазах вспыхнул огонек, но тут же погас. — Так, говоришь, Куинн уже в моем кабинете? Я не успел навести там порядок. Ездил в больницу. Они хотят сделать еще один снимок. У меня сломана ключица.
— Так тебе и надо, — сказал Андерсон. — Питер меньше жаловался, когда сломал свою, а ему только пять лет.
— Ладно, — сказал Малхолланд, не обращая на них внимания, и разложил на столе пачку фотографий. Он выбрал два снимка Элизабет-Джейн, сделанные до трагедии. На одном из них она выглядела совсем по-другому. — Это самый последний, мы получили его от матери. Между снимками всего четыре недели, но посмотрите, какие они разные: здесь волосы короче, мелирование, которое она сделала к свадьбе…
— Она вновь перекрасилась. Гейл Ирвин не сомневается, что решение в последний момент сменить платье на бирюзовое привело Паулу в ярость, она была готова ее просто убить, — вмешалась Костелло, чувствуя, что в голове проясняется. — Ей просто повезло, что в тот вечер она с женихом была в гостях у его матери.
Слово взял Андерсон:
— Вы помните, что я разговаривал с Шандом. Он рассказал в «Фениксе» о ситуации с Элизабет-Джейн и посоветовал ей прийти поговорить со священником. О’Киф пришел в ярость, он был просто взбешен. Сказал, что не для того потратил годы своей жизни и наладил работу приюта, чтобы избалованная барышня могла устраивать там свои представления. Вообще-то он выразился намного красочнее.
— О’Кифу амбиций не занимать, это точно, — задумчиво согласился Баттен.
— Теперь Арлин. Шанд сказал, что никто не принимал ее за обманутую невинную малышку, которая пала жертвой социальной несправедливости. И он предостерег О’Кифа, чтобы тот не оставался с ней или другими девушками наедине.
Баттен кивнул:
— Он хорошо разбирается в людях.
Когда, оттеснив пару клиентов, смотревших телевизор и загораживавших проход к кабинке, к столику подошла официантка с заказанными напитками, они замолчали. Один из посетителей с поднятым капюшоном уже дважды толкнул Костелло локтем. Еще немного — и на его коричневой куртке оказался бы апельсиновый сок.
Андерсон перехватил ее взгляд.
— Не стоит, — сказал он. — На нее недавно нанесли новый слой воска — по запаху это чувствуется даже отсюда. Так что это будет просто пустая трата хорошего напитка. И раз уж о нем зашла речь, то я, наверное, присоединюсь к шефу и выпью виски. Видит Бог, я заслужил.
— Таким образом, как и предсказал доктор, наш убийца считает этих женщин частью чудовищного режима, — сказал Малхолланд, извратив цитату Джона Нокса. [23]
— Мы что обсуждаем? Убийство мужчин или женщин? — с негодованием спросила Костелло. — Что-то я не встречала мужчин со вспоротыми животами, которых оставляют истекать кровью.
— Ладно, будет вам, — вмешался Баттен, успокаивая их. — Мы начинаем нащупывать самое главное. — Он закрыл рукой фотографию Элизабет и перевел взгляд на снимок Арлин: вздернутый нос, монголоидный разрез глаз. — Стервы? Манипуляторши? Это неплохая гипотеза, но ответ, что именно в них видит Кристофер Робин, нам надо искать в его прошлом.
Макалпин видел на фото только взбалмошную барышню с новой прической. «Стервы. Манипуляторши». Значит, Кристофер Робин представлял Хелену такой? А Лиск — Анну? Нет, Лиск сказал, что Анна его многому научила. Она умерла, чтобы спасти своего ребенка. И ему было стыдно, что он тогда плохо думал о ней.
— Что ж, завтра О’Киф будет в «Фениксе», Лиск вернется из Баллахулиша, а Мактайернан — доделывать окно, — сказал Малхолланд и кивнул Костелло. — Если удастся, я покручусь вокруг его инструментов. Все будет законно, потому что все будет на его глазах.
— Значит, завтра они соберутся все вместе. Что за удача! — Андерсон взглянул на часы. — Ладно, распускаем всех по домам. Завтра трудный день. Сегодня можем спать спокойно: Куинн держит основных игроков под наблюдением. Неофициально, — добавил он.