– Французы девятнадцатого и двадцатого веков – главным образом импрессионисты.
– У вас есть их список?
Она кивнула.
– Кто еще знал об этом?
– Конечно, моя мать и мой брат, но они оба мертвы.
– И это всё?
– Нет, был еще Вернер Мюллер.
– Кто это – Вернер Мюллер?
– Он торговец и главный советник отца. Он осуществлял наблюдение за дизайном и строительством этого дворца.
– Он швейцарец?
Она кивнула.
– У него две галереи. Одна в Люцерне, а другая в Париже, недалеко от рю де Риволи. Большую часть времени он проводит там. Достаточно насмотрелись?
– На данный момент.
– Я хочу еще кое-что вам показать.
Поднялись на лифте, снова прошли по темной вилле в комнату без окон, где мигали электроника и видеомониторы. Габриель увидел виллу со всех точек – улицу, вход, передний и задний сады.
– В дополнение к охранным камерам каждый дюйм владения просматривается детекторами движения, – сказала Анна. – На всех окнах и дверях – сигналы тревоги. У моего отца не было круглосуточного охранника, но дом был непроницаем, и отец, в случае если бы кто-то проник к нему, мог в несколько секунд вызвать полицию.
– Так что же произошло в ночь убийства?
– Система не сработала, необъяснимо.
– Как удобно.
Она села перед компьютером.
– Отдельная система имеется для нижней комнаты. Она включается, как только открывается наружная дверь. Время входа автоматически регистрируется, а в комнате две цифровые камеры каждые три секунды делают снимки.
Она постучала по нескольким клавишам, поводила «мышкой», щелкнула.
– Вот мы вошли в комнату в двенадцать сорок девять дня, и вот мы в комнате.
Габриель перегнулся через ее плечо и стал всматриваться в компьютер. На экране появилось зернистое изображение их, затем оно исчезло и возникло другое. Анна снова поработала «мышкой». Появился список.
– Это перечень тех, кто посещал эту комнату последние три месяца. Как вы видите, отец проводил немало времени со своей коллекцией. Он приходил туда по крайней мере раз в день, а иногда и два. – Она дотронулась до экрана указательным пальцем. – Это его последнее посещение вскоре после полуночи перед тем утром, когда он был убит. Охранная система не показывает других проникновений после этого.
– Полиция сказала вам, когда приблизительно, по их мнению, он был убит?
– Они сказали: около трех часов ночи.
– Значит, разумно предположить, что те люди, которые убили вашего отца, забрали также картины и случилось это, по всей вероятности, около трех часов ночи, за шесть часов до моего приезда на виллу.
– Да, правильно.
Габриель указал на последний снимок на экране:
– Разрешите мне посмотреть вот это.
* * *
Минуту спустя снимки замелькали на мониторе. Камера не запечатлела всех картин, но Габриель увидел достаточно и понял, что это была замечательная коллекция. Мане, Боннар, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Писарро, Дега, «Обнаженная» Ренуара, пейзаж с каналом Ван Гога, две уличные сценки Моне, большой женский портрет, написанный Пикассо в Голубой период. А в центре комнаты на стуле с высокой спинкой сидел старик и в последний раз перед смертью смотрел на свою коллекцию.
Четыре часа спустя Герхардт Петерсон сидел один в своем кабинете, гроте из светлого скандинавского дерева, выходящем окнами на грязный внутренний двор, мощенный почерневшим кирпичом. Экран его компьютера был пуст, утренняя почта не вскрыта, утренний кофе не тронут, входная дверь вопреки обыкновению заперта. В его пепельнице медленно превращалась в пепел сигарета. Петерсон не видел этого. Взгляд его был обращен вниз – на три фотографии, лежавшие в ряд на его кожаном бюваре. Аллон и Анна Рольфе выходят из виллы. Аллон и Анна Рольфе садятся в «мерседес». Аллон и Анна Рольфе уезжают. Наконец он шевельнулся, словно очнувшись от неприятного сна, и стал совать фотографии – по одной – в бумагорезку, с особым удовлетворением наблюдая, как они превращаются в конфетти. Затем снял телефонную трубку, набрал по памяти номер и стал ждать отклика. Через двадцать минут, отменив все встречи до конца дня, он сел в свой «мерседес» и помчался по берегу Цюрихзее к горному шале герра Гесслера.
Старая синьядора жила в селении в покривившемся доме, недалеко от церкви. Она встретила Англичанина как всегда – встревоженной улыбкой, приложив руку к его щеке. На ней было толстое черное платье с вышитым воротом. Кожа ее была мучнистого цвета, седые волосы зачесаны назад и сколоты металлическими заколками. «Забавно, как следы этнической принадлежности и национального происхождения исчезают со временем», – подумал Англичанин. Если бы не корсиканский язык и католическая вера, она могла бы быть его старенькой тетей Беатрисой из Ипсвича.
– Зло вернулось, мой сын, – шепотом произнесла она, гладя его по щеке. – Я вижу это по твоим глазам. Садись. Дай мне тебе помочь.
Пожилая женщина зажгла свечу, а Англичанин сел за маленький деревянный стол. Она поставила перед ним фарфоровую тарелку с водой и мисочку с маслом.
– Три капли, – сказала она. – И посмотрим, верны ли мои страхи.
Англичанин окунул указательный палец в масло, затем поднес его к тарелке и дал трем каплям упасть в воду. По законам физики капли масла должны были собраться воедино, а они вместо этого разбились на тысячу мелких капелек, и скоро от масла не осталось и следа. Пожилая женщина тяжело вздохнула и перекрестилась. Вот оно: неопровержимое доказательство оккью – Злого Глаза, завладевшего душой Англичанина.
Она взяла Англичанина за руку и стала молиться. Через некоторое время она начала плакать – значит, оккью перешел из его тела в ее. Потом закрыла глаза и словно бы заснула. Через минуту она открыла глаза и велела ему повторить эксперимент с водой и маслом. На этот раз масло слилось в единую каплю. Зло было изгнано.
– Спасибо тебе, – сказал он, беря пожилую женщину за руку. Она немного подержала его руку, потом отбросила, словно у него была горячка. Англичанин спросил: – В чем дело?
– Ты еще какое-то время побудешь в долине или снова уедешь?
– Боюсь, придется уехать.
– По делам дона Орсати?
Англичанин кивнул. Он не имел тайн от старой синьядоры.
– А у тебя есть твой талисман?
Он расстегнул рубашку. На его шее на кожаном ремешке висел коралл, похожий по форме на руку. Женщина взяла его пальцами и погладила, словно желая убедиться, содержится ли в нем мистическая сила, которая отпугнет оккью. Казалось, она удостоверилась в этом, но была по-прежнему озабочена.