– Я не хотел выказать неуважение, дон Орсати.
Корсиканец опустил палец.
– Я так и не считаю.
– Вы знаете историю синьядоры и что случилось с ее мужем?
– Ты знаешь многое из истории этих мест, но не все. Как, ты думаешь, синьядора умудряется иметь крышу над головой? Ты считаешь, она способна существовать на те деньги, которые получает за то, что прогоняет злых духов своим волшебным маслом и святой водой?
– Вы заботитесь о ней?
Орсати медленно кивнул.
– Она сказала мне, что taddunahgiu может иногда вершить не только месть, но и справедливость.
– Это правда. Дон Томази, безусловно, заслуживал смерти.
– Я знаю, кто заслуживает смерти.
– Человек из твоего досье?
– Да.
– Из твоих слов следует, что он очень хорошо защищен.
– Я лучше любого из них.
Орсати поднес бокал к огню и стал наблюдать, как свет танцует в рубиновом вине.
– Ты очень хорош, но убить такого человека будет нелегко. Тебе потребуется моя помощь.
– Ваша?
Орсати допил свое вино.
– Кто, ты думаешь, залез на гору дона Томази и перерезал его мерзкое горло?
Карлос, смотритель виноградника, первым увидел, как он подъехал. Он оторвался от того, что делал, и, подняв глаза вверх, увидел, как машина проехала по гравийной дороге и тот, которого звали Рами, встретил реставратора по имени Габриель. Они обменялись несколькими словами; Рами коснулся шрамов на лице реставратора. Все это Карлос увидел со своего места внизу виноградника. Не будучи военным, Карлос тем не менее сразу понял: происходит смена караула. Рами уходит – мог бы побыстрее. Рами надоели фокусы Богородицы – Карлос знал, что так будет. Богородице нужен человек нескончаемого терпения, который оберегал бы ее. Богородице нужен реставратор.
Карлос наблюдал, как Габриель перешел через дорогу и исчез в вилле. Богородица находилась в своей комнате наверху – играла. Реставратор, конечно же, не станет ее прерывать. Карлос подумал было взбежать на террасу и вмешаться, а потом отказался от этой мысли. Пусть будет реставратору урок, и есть уроки, которые лучше постигать нелегким путем.
Так что он положил на землю свои ножницы и вытащил из кармана фляжку со спиртом. Потом присел среди лоз и закурил сигарету, глядя на то, как солнце близится к океану, и ожидая начала спектакля.
* * *
Под звуки ее скрипки, наполнявшие виллу, Габриель поднимался по лестнице к ее комнате. Он вошел без стука. Она сыграла еще несколько нот и вдруг остановилась. Не оборачиваясь, закричала:
– Черт бы тебя побрал, Рами! Сколько, черт побери, раз я говорила тебе…
Повернулась… и увидела его. Открыла рот и выпустила из рук Гварнери. Габриель бросился вперед и поймал скрипку, прежде чем она упала на пол. Анна схватила его в объятия.
– Я не думала, что когда-либо увижу вас, Габриель. Что вы тут делаете?
– Прикомандирован к вашей охране.
– Слава тебе, Господи! А то мы с Рами убили бы друг друга.
– Так я и слышал.
– И сколько же народу в новой команде?
– Я подумал, что это решать вам.
– Я считаю, что одного человека будет достаточно, если вы не возражаете.
– Отлично, – сказал он. – Просто идеально.
Отто Гесслер прорезал шелковистую воду, продвигаясь в вечной темноте. Он хорошо поплавал в тот день – на два заплыва больше обычного, значит, в общем и целом сто пятьдесят метров, что было несомненным достижением для человека его возраста. Слепота требовала, чтобы он тщательно считал каждый взмах руки, чтобы не врезаться в закраину бассейна. Совсем недавно он мог покрыть всю длину бассейна за двадцать два мощных взмаха руки. Теперь на это требовалось сорок взмахов.
Он заканчивал последний заплыв: тридцать семь… тридцать восемь… тридцать девять… Он вытянул руку, ожидая ощутить гладкий, как стекло, итальянский мрамор. Вместо этого что-то схватило его руку и вытащило из воды. Он повисел так с минуту, беспомощный, точно рыба на крючке, с обнаженным животом, с выгнутыми ребрами.
Затем нож вонзился в его сердце. Возникла жгучая боль. И на секунду к нему вернулось зрение. Где-то вдали блеснул, ослепительно яркий свет. Рука выпустила его, и он упал в шелковистую воду. Назад, в вечную тьму.