Сергей положил в корзинку две упаковки яиц, бросил туда же пару пачек масла и подошел к колбасной витрине. Он повертел в руках пачку сосисок, но рисковать не стал, однако решился взять палку полукопченой колбасы. Подойдя к контейнерам с заморозкой, он вынул сиротливо лежавшую там пачку пельменей. Теперь оставалось взять хлеб и не забыть прихватить сигареты на кассе — с киосками в этом плане можно и пролететь. Телешов направился к полкам с хлебом и выпечкой, когда услышал, как его позвали по имени.
— Михалыч, — Грузчик Гоша опасливо покосился в сторону сидевшей за кассой администраторши и добавил на полтона ниже: — Михалыч…
Телешов кивнул и вопросительно поднял брови. Гоша, бросая осторожные взгляды на кассу, делал ему знаки, указывая на проход в служебное помещение.
— Сейчас, только хлеб возьму, — сказал Сергей и, бросив батон в корзинку, направился к Гоше, который уже поджидал его в дверном проеме.
Пропуская Телешова в подсобку, Гоша еще раз стрельнул глазами в сторону кассы. Но его всесильная начальница, волею ситуации вынужденная опуститься до столь малопочтенного пролетарского занятия, с хмурым видом водила пакетами над сканнером, подсчитывая покупки одной из немногочисленных посетительниц магазина.
Войдя в служебное помещение, оказавшееся наполовину пустым, Сергей повернулся к грузчику.
— Ну, Гоша? В чем дело?
— Во-первых, здорoво, Михалыч, — Гоша для приличия шмыгнул носом и несколько раз встряхнул ладонь Телешова. — Тут уже про тебя такие легенды рассказывают… Так как ты ее, а?
Сергей поморщился.
— Слушай, брат, давай в следующий раз об этом. Я уже устал эту историю на все лады пересказывать. Налетела дура на вилы, и все.
— Да уж, «налетела», — недоверчиво улыбнулся Гоша. — Там, говорят, такой Змей Горыныч был… Краюхин рассказывал, метров семь, если не больше. Че, правда, что ли?
— Вот у Краюхина обо всем и узнаешь, — недовольно буркнул Телешов. — Он ведь у нас врать не мастак. Ты меня что, за этим сюда звал, что ли?
Гоша снова расплылся в улыбке:
— Гы, не мастак… Если Краюха не сбрешет, дня не проживет. — Он посерьезнел. — Но вообще-то не за этим, Михалыч.
Он прошел в глубь подсобки и поманил Сергея рукой. Тот подошел и увидел, как грузчик выудил из-под перевернутой картонной коробки почти ополовиненную бутылку портвейна.
— Ты как, Михалыч? Не? Ну а я глотну чуток, не возражаешь?
Не дожидаясь ответа, Гоша солидно приложился к бутылке, вытер губы рукавом рубахи и спрятал остатки выпивки на прежнее место.
— Тут вот какое дело… Когда Ромео нашли, помнишь?
— Очень хорошо помню.
— Ну вот… Мы потом с ребятами помянули, ясный перец, посидели, покумекали… В тот же день, когда менты поразъехались.
— И?…
— А потом Гамаш и говорит: «А куда наш Морпех подевался, а? Кто видел?» Ну мы друг на друга — да никто, в общем. Дня четыре-пять как не видели. Морпеха ты ж знаешь, Михалыч?
Сергей кивнул. Морпеха он, конечно же, знал, как знал и практически каждого из беззаботной и никогда не просыхавшей братии, прожигавшей свои нестарые еще жизни на бесчисленных «зеленках» в теплое время года и у подвальных теплотрасс во все остальные. До своей болезни он и сам более чем раз-другой участвовал в таких импровизированных посиделках, где потребность организма в восстановлении химического баланса и потребность души в хоть каком-то общении сводила вместе самую разношерстную публику. Морпех, подполковник морской пехоты в отставке — водились среди них и такие фигуры — когда-то и подарил Ромео свой повидавший все мыслимые виды кожаный пиджак.
— И в чем же че-пэ, Гоша? — поинтересовался Телешов. — У него друзей-соратников-собутыльников полгорода, загуливал с ними и раньше. Не первый же раз.
— Да это понятно, — загорячился грузчик. — Ясный пароход, гулял на выезде и по дню, и по три, и по пять. Но Петровна всегда была в курсе. Это у Морпеха железно было: если куда к друзьям запропаститься намыливался, то жена чтобы в курсе была. Он же не бомжара какой-нибудь, так что с Петровной всегда по-джентльменски. Чтобы не волновалась женщина.
— Ну так что ж все-таки необычного произошло?
— Так и мы Гамашу то же самое сказали! Че, мол, тут такого? Гуляет Морпех, не первый, мол, раз. А тот и говорит: ко мне, мол, Петровна вчера еще подходила. Спрашивала. Четыре дня как нет. И куда завеялся — не знает.
У Сергея противно засосало под ложечкой.
— А в милицию морпеховская жена ходила уже?
— Да нет, Михалыч, ты че, в самом деле. Кто ж его будет искать вот так сразу? Понятное дело, не бомж, но алкаш-то известный. Петровна — женщина умная, так, видно, себе и поняла. Пороги ментовские даже и обивать не стала.
Телешов подумал, что правы, конечно, оба — и Петровна, и озадаченный Гоша. Однако в сложившейся ситуации исчезновение Морпеха, пусть и временное, могло приобретать несколько иной смысл, чем просто очередной загул. А это милицию уже должно было бы заинтересовать.
— Так чего ты от меня хочешь? — спросил он.
— Делюсь, Михалыч, как с грамотным человеком делюсь, — всем своим видом Гоша выражал сейчас серьезную озабоченность. — Но это пока Морпех…
— Что значит «пока»? — почти сердито спросил Сергей.
— А то, что мы тогда, ну, Ромео когда поминали, с Морпехом еще не закруглились, а Гамаш нам сразу и другую еще загадку завернул. Супруги Халявины — помнишь?
Телешов задумался, но лишь на секунду. Он тут же вспомнил не единожды виденную им пару окончательно и бесповоротно опустившихся бомжей, которые не были ни супругами, ни «халявиными» — фамилий их, конечно, никто уже давно не знал, а кличка прилипла по причинам вполне понятным. Сергей присел на деревянный ящик и, достав сигареты, закурил. Гоша, затаив дыхание, ждал, когда можно будет продолжить разговор.
— И что же Халявины? — наконец-то произнес Телешов.
— Пропали! — выдохнул Гоша. — И как бы не раньше, чем Морпех. Гамаш когда про них напомнил, стали и мы вспоминать, где да когда видели. Недели полторы выходило, вот как.
— Может, тоже на гастролях — на выезде где-нибудь гуляют?
— Да нет, — грузчик махнул рукой. — Эти дальше нашего куяна в жизни никуда не подавались. Им до Невы, до моста александроневского не дойти было бы. Клюк — и плюх…
Он изобразил жизненный цикл четы Халявиных, щелкнув себя по шее и тут же склонив набок голову с закрытыми глазами.
— Так… И ты думаешь… — медленно произнес Сергей.
— Я ничего не думаю, — хмуро отрезал Гоша и отвернулся. Он вытащил из-под коробки недопитую бутылку и, на сей раз не предлагая Телешову, в несколько глотков прикончил ее. Потом вытер губы и повернулся к собеседнику.
— Я, Михалыч, ничего не думаю, — повторил он. — Ты человек умный и грамотный. Ты и думай. Потому что Гамаш нам все это затравил, насчет Морпеха и Халявиных, да и…