Гоша умолк, опустив глаза.
— Что «да и»?
— Да и пропал, вот чего.
— Кто?!
— Гамаш пропал. Два дня уже.
Телешов опомнился только тогда, когда догоревшая до самого фильтра сигарета обожгла ему пальцы. Он чертыхнулся, выронил ее и растер окурок ногой.
— Откуда о Гамаше известно?
— А какие тут «откуда» нужны? У нас же по графику — когда утром подлечиваемся, когда к обеду, а когда вечером стыковка на орбите, ясная же поляна. Контингент проверенный, по нам хоть часы сверяй. Кто может «завтрак» пропустить, кто «полдник», но чтобы целый день один из наших не появлялся — это не бывает. А тут два дня тебе.
— А ваш брат что же, не болеет, что ли? — Сергей понимал, что сейчас в большей степени пытается успокоить себя, чем пьянчугу-грузчика, но по логике с Гамашом был возможен и такой вариант. — Или дома курсирует от кровати до заначки с бутылкой и обратно.
— Мимо, Михалыч, — мрачно буркнул Гоша. — Он с матерью живет, а она еще вчера Краюху с пристрастием допрашивала, куда, мол, сын ее задевался, и все такое прочее. Мне Краюха сегодня с утра доложил.
Грузчик поискал глазами ящик попрочнее, подвинул к себе и сел напротив Телешова, испытующе глядя ему в глаза. На лице Гоши не было ни следа того благодушного настроения, которое неизбежно появлялось у него после принятой с утреца бутылки портвейна. Он выглядел серьезным и сосредоточенным.
— Хороших новостей ты, Гоша, отсыпал, — задумчиво произнес Сергей.
— Да уж. Куда и лучше. — Грузчик помолчал и, еще более посерьезнев, добавил: — Ты, Михалыч, не обижайся, но…
Он снова умолк.
— Да какие тут к чертям обиды, — отозвался Телешов. — Давай, о чем ты?
— Я о том, — Гоша снова смотрел прямо на собеседника, — что ты вот сам мужик правильный, хоть и не нашей бригады боец. К нам — с пониманием, с уважением. И мы тебя за это, Михалыч, тоже, ясная колбаса, уважаем. Но все-таки понимание-уважение, а маленько и сверху ты как бы на нас…
— Чушь собачья, — попытался возразить Сергей.
— Чушь, не чушь… И до собачьей еще дойдем, о ней и речь. Нет, оно и правильно, что так. Выпить-посидеть вместе — это одно, но и кто есть кто — понимать тоже надо. Вон и Морпех, который уж год с нашим братом гужбанит, а чтобы совсем запанибрата — этого нет. Потому что подполковник, хоть и в отставке. На двадцать третье китель наденет, орденов, медалей — ты ж видел? Так что мы понимаем.
— Куда ты клонишь, Гоша? — Телешов действительно не очень понимал, куда сворачивает разговор.
— Туда, Михалыч, что хоть и правильно ты к нам насчет того, что народ мы по большей части уже определившийся, но все-таки и глаза еще есть, да и мозги какие-никакие. Ты вот скажи, животина местная куда подевалась? Когда ты кошек да собак во дворах или там на улицах видел?
Сергей вспомнил, что в день гибели Ромео действительно обратил внимание на то, что практически вся дворовая живность, несмотря на радостную теплую погоду, куда-то испарилась. Об этом он и сказал сейчас Гоше.
— Во-о-от, — протянул тот. — Два дня как заметил. А дикую стаю последний раз когда замечал?
Телешов задумался всерьез. Действительно, между домами, в радиусе добрых пары кварталов, постоянно курсировала стая одичавших собак, все из одного выводка. Поначалу местные жители подкармливали бегавших повсюду нахальных, но забавных щенков, однако потом подросшая и обнаглевшая семейка, в которой явственно ощущалась овчарочья кровь, стала доставлять немалые неудобства. Стая то с ревом и рычанием бросалась на какую-нибудь приблудившуюся невесть откуда псину, то посреди ночи поднимала жителей окрестных домов нескончаемым лаем. Людей одичавшие собаки совершенно перестали бояться, и Сергей чувствовал себя не очень уютно, когда по пути на ночное дежурство пересекался с этой четвероногой семейкой, провожавшей его спокойными и серьезными взглядами.
Только сейчас до него стало доходить, что стаю эту он не видел уже действительно давненько. Но давненько — сколько это? Неделю? Две? Этого Сергей вспомнить не мог.
— Без пары дней три недели, — словно читая его мысли, произнес Гоша. — Я тут сам по памяти подбивал, да кое с кем из наших переговорил, поправки внес. Три недели почти. А переселяться отсюда им никакого резона не было. Они тут с рождения местные.
Он помолчал, по-прежнему не сводя взгляда с Телешова.
— Ты понимаешь, Михалыч, куда я клоню?
Сергей медленно покивал головой.
— Не с Ромео история эта началась, вот чего, — ответил на собственный вопрос Гоша. — И не пару дней назад.
Он вздохнул и поднялся с ящика.
— Ладно, пойду в зал, нарисуюсь для приличия. По всему выходит, что и радио с телевизором верно сказали. Что гады эти еще где-то ползают. Только не где-то, а по нашему, Михалыч, куяну. И дело это мы своими какими ни на есть мозгами скумекали пораньше телевизора. Это я тебе, Михалыч, и хотел сказать.
Алина, двигаясь как робот, снова набрала в чайник воды, включила его и медленно опустилась на свой лабораторный стул. Все это она проделала не проронив ни слова. Мужчины тоже молчали. Тишину нарушил гость из ФСБ.
— Я полагаю, на место выезжать вы не будете, — то ли спрашивая, то ли подтверждая свою мысль, произнес он.
— Какой смысл, — глухо отозвалась Наговицына, глядя в пол. — Убитую змею привезут сюда, что же касается людей… то это я уже видела. Ни необходимости нет, ни… желания.
Вержбицкий сидел, закусив по привычке дужку очков.
— Срезы тканей? Фотографии? — негромко спросил он.
— Делалось. Ничего нового не будет, вы же и сами понимаете. Фотографии сделают криминалисты. Им тоже не впервой.
— Что ж, — вздохнул профессор. — Подождем, пока привезут змею.
— Алина Витальевна, — осторожно проговорил Бардин. — Коль скоро вы никуда не выезжаете, мне хотелось бы получить информацию по еще одному вопросу.
— Снова теория заговора?
Едва произнеся это, Ламанча пожалела о сказанном. Короткая фраза прозвучала более резко и саркастично, чем ей этого хотелось бы.
— Вы напрасно думаете, что последняя новость не произвела на меня никакого впечатления, — голос Бардина звучал по-прежнему спокойно, однако он был явно задет. — Человеческая смерть, и особенно смерть ребенка даже для такого бесчувственного робота, как офицер ФСБ, не пустой звук.
— Извините, Олег Владимирович, — Алина понимала, что перебрала. — Просто все эти дни, а теперь еще и… Накатило. Не сердитесь, прошу вас.
Подняв голову, она посмотрела на Бардина.
— Вы, кажется, хотели обсудить какую-то проблему?
— Да, собственно говоря, проблема та же. Речь, скорее, об одном конкретном ее аспекте.