– Вас за несколько миль видать, – сказала Сильви полицейским.
– Мы тоже за вами уже минут десять как наблюдаем, – отозвался один из них.
– Вы тут сегодня первые, кого мы видим, – добавил его напарник.
Сильви и Натан двинулись по тропинке, которая вела к возвышенности, занятой большой фермой из нескольких построек, окружавших внутренний двор. Именно тут обосновались родители Аннабель Доманж со своей общиной. Какой-то тип, тощий, как модель Кельвина Кляйна, и одетый, как Джим Моррисон в конце концерта, открыл им дверь.
– Мир и любовь вам, друзья.
– Мы бы хотели поговорить с Мартеном и Клеа Доманж, – сказала Сильви.
– А вы кто?
– Друзья.
– Друзья?
– Вы же сами сказали.
– Э… Какого рода друзья?
– Те, кого заботит исчезновение их дочери.
Хиппарь по имени Курт признал себя побежденным. Во дворе несколько музыкантов наигрывали «California Dreaming» перед публикой, курившей индийскую коноплю. Они миновали этот мини-Вудсток и оказались в довольно богатом вестибюле, где Курт попросил их подождать. Пол из керамической плитки, стильная мебель, незакрытые потолочные балки, каменные стены, украшенные фотографиями нобелевских лауреатов и обладателей премии «Hot d'Or». Странное соседство. Далай-лама в окружении Долли Голден и Клары Морган.
– «Hot d'Or»? – удивился Натан, читая надписи под фото. – Что это?
– «Золотая клубничка». Что-то вроде «Оскара» для порнофильмов.
– Можете войти! – позвал их Курт, стоя в монументальном дверном проеме, который и слону не был бы тесен.
Сильви и Натан проникли в гостиную, пахнущую благовониями, вишней и марихуаной. Мартен Доманж оторвался от своего кальяна и пригласил их расположиться на пуфах из искусственной кожи. Одет он был в джеллабу и сандалии. Убранство помещения отдавало явным синкретизмом: атмосфера азиатской курильни опиума, безмятежность индусского храма, роскошь арабского дворца плюс высокие технологии start-up Силиконовой долины. Сильви извинилась, что не привезла хороших новостей, и выдвинула тезис о возможном похищении. После чего перевела стрелки на Натана, сославшись на то, что за ним нарочно послали на другой конец света, чтобы сдвинуть с мертвой точки это непростое расследование. И, завершая свое предисловие, попросила Доманжа говорить по-английски.
– Я мало общаюсь со своей дочерью, однако она для меня – самое дорогое, – уточнил он сразу же.
– Это кровные узы заставляют вас так говорить? – спросил Натан.
– На что вы намекаете?
– Вы любите Аннабель, потому что она ваша дочь, или же она ваша дочь, потому что вы ее любите?
– Мистер Лав, не наводите тень на плетень. С такой фамилией, как у вас, самой прекрасной на свете, стыдно не знать, что любовь – в каждом из нас.
– Вы верующий?
– Я верю в любовь. На этой вере мы и основали нашу общину. Это кажется простым и наивным, но у любви граней не меньше, чем у алмаза. То, что вы называете кровными узами, например, является продуктом оцитоцина. Этот гормон действует в той части мозга, которая ответственна за распознавание лиц. Он играет главную роль в семейных узах.
– И побуждает хранить верность.
– Отношения с моей супругой – это двадцать пять лет единомыслия, неиссякающей физической нежности, эмоционального комфорта и близости. Эти узы никогда не слабели. Оцитоцин – мощное средство против стресса, стимулирующее иммунную систему. Жена и дочь – источник моего благоденствия.
– Непохоже, что исчезновение Аннабель слишком вас огорчило.
– Я сейчас под воздействием вещества, вызывающего эйфорию, которое воздействует на те же нейромедиаторы.
– Как давно вы не видели вашу дочь?
– Несколько лет.
– Что вам мешало видеться?
– Аннабель не хочет, чтобы мы пятнали ее безупречную репутацию. Французское государство всегда проявляло глубокую нетерпимость в отношении общин, подобных нашей. Мы несовместимы с амбициями Аннабель.
– Она собиралась приехать на юг в следующем месяце.
– Не для того, чтобы повидаться с нами.
– Похитители с вами так и не связались?
– У нас есть телефон, почтовый ящик, сайт в Интернете и двое легавых у входа в усадьбу. Думаю, если бы эти люди захотели проявиться, они бы легко это сделали.
– И каковы же другие грани любви? – спросил вдруг Натан.
Сильви удивилась вопросу, не имеющему прямого отношения к расследованию.
– Мы практикуем любовь в трех основных ее формах: сексуальной, чувственной и семейной. Все три зависят от различных нейробиологических процессов, унаследованных в ходе эволюционного процесса. Сексуальное желание вызывает тестостерон, любовную страсть – допамин, а привязанность – оцитоцин. Эту химию Природа разработала, чтобы обеспечить человеку воспроизводство рода, доставить ему наслаждение и позволить жить в гармонии. Наше общество, в котором господствует религия, внушило нам, что эти три проявления любви надо рассматривать как последовательные звенья одной цепочки. Влюбляешься, производишь детей, растишь их. Мы же разрушили эту последовательность и практикуем любовь, не ограничивая себя.
– Любовь делает зависимым, уязвимым, слепым, ревнивым, неуравновешенным. Ведет к страданию.
– Следовать вашей буддистской концепции уничтожения боли уничтожением наслаждений – все равно что избегать знания, лишь бы остаться блаженным идиотом. Любовь без запретов побуждает нас к доброте, творчеству, великодушию, щедрости, нежности, любопытству. К жизни. Здесь мы касаемся почти божественного, мистер Лав. Высшего счастья. Вы представляете себе, что стало бы с миром, если бы он последовал вашему кредо?
– А вы считаете себя этаким распущенным Иисусом?
– Перестаньте ссылаться на религии, которые отражают лишь искаженные образы реальности. Иисус плохо взялся за дело, мир не улучшают с помощью мазохизма и мистицизма.
– И как можно стать вашим последователем?
– Чтобы присоединиться к нашей общине, которая не устанавливает никаких правил, требуется лишь не прилагать их к самому себе. Нужно желание уничтожить свое эго, избавиться от предубеждений и суеверий, поставить под сомнение все, что нам вдалбливали в голову с детства. Надо вдребезги разбить оковы нашей свободной воли и открыть глаза на нашу истинную природу.
Речь была отшлифованной, неотразимой.
– Похоже на дзен, – сказал Натан, ища слабину.
– Дзен не верит ни во что. Мы же верим в любовь. Если бы вы не расследовали исчезновение Аннабель, я бы предложил вам остаться на несколько дней, чтобы судить самому.
– Спасибо за приглашение. Можно мне тут осмотреться?
– Мою дочь это не вернет, но если хотите устроить обыск, то мне скрывать нечего. Моя жена все вам покажет. Вы найдете ее рядом.