– Что-то такое с жасмином.
– Держите этот залах в голове.
Он остановил такси и усадил в него Сильви. Следственный эксперимент начался.
– К Белому дому, – сказал он таксисту.
– Тут же рукой подать, в конце улицы.
– Мы знаем.
Он захлопнул за Сильви дверцу, посмотрел, как машина влилась в уличный поток, потом бросился вдогонку, увлекая за собой Себастьена. Они догнали машину на перекрестке Четырнадцатой улицы. Себастьен открыл дверцу. Сильви вышла.
– Какого черта вы вытворяете?! – завопил шофер.
– Всё, приехали, – отозвался Натан.
– Издеваетесь?
– Сотни долларов вам хватит?
К ним присоединился Музее, чтобы утихомирить таксиста и заплатить за проезд. Себастьен положил руки на сиденье.
– Что мне теперь делать?
– Вы в тот момент ощутили запах духов Галан?
Запах сильнее всего врезается в память.
– Пахло жасмином.
– А чем еще?
Молодой человек сосредоточился. Таксист смотрел на него, ничего не понимая, но считал, что за это неплохо заплачено.
– Пахло еще чем-то химическим… вроде хлора.
– Спасибо, – сказал Натан.
– Ну что, Лав? – потерял терпение Музее.
– Себастьен не ошибся машиной.
– Откуда такая уверенность?
– Уверенность – для глупцов.
Федеральный агент задал вопрос иначе:
– Куда в таком случае подевалась мисс Райлер?
– Себастьен нам рассказал то, что видел, а не то, чего не видел.
– И чего он не видел?
– Галан все еще была в такси.
– Где же?
– Прямо перед ним.
Все ждали продолжения, застыв среди гудящих машин.
– Спинка заднего сиденья в том такси была откидывающейся и состояла из двух частей, как и тут. Это позволяет перевозить длинный и громоздкий багаж, не затаскивая его на крышу. У водителя в багажнике был сообщник, который откинул спинку, усыпил молодую женщину хлороформом и втащил к себе. Учитывая внезапность и тренировку, на это ушло меньше десяти секунд.
– Зачем столько сложностей?
– А тут нет ничего сложного. Достаточно машины, некрупной жертвы, которую не жалко помять, и четырех человек. Водитель, сообщник с хлорформом, лжепассажир, чтобы оправдать остановку такси, и лжепосетитель в галерее, чтобы подать сигнал, что жертва выходит. Надо было только разыграть все как по нотам. И вот женщина исчезает, словно ее никогда и не было, причем на глазах у непредвиденного свидетеля.
– Если эта версия верна, боюсь, нам не отыскать то такси. Тем более что мистер Легран не способен нам дать точное описание шофера.
– Ничего удивительного. Его взгляд был прикован к пустому сиденью.
– Все, что я помню, это что он был похож на южноамериканца. Усатый такой и черноволосый.
– Это значит, что он с таким же успехом мог быть лысым, безусым или пакистанцем.
– А акцент у него был какой?
– Трудно сказать, – признался Себастьен. – Я ведь и сам говорю с акцентом, так что мне трудно утверждать, был он у того типа или нет.
Они отпустили такси и ушли с проезжей части.
– Похитители не поскупились на большие средства ради вполне определенной цели, – сказал Натан. – И сработали так чисто, что свидетели ничего не видят, а полиция ничего не понимает.
– И что же это за вполне определенная цель? – спросил Музес.
– Сбить с толку.
Над яхтой, бросившей якорь между Сицилией и Сардинией, кружило три вертолета. Потом, с высоты сто двадцать метров, стали по одному заходить на посадку. «Мужик-1» вяло снес поочередное приземление аппаратов, которые тотчас же улетели, выгрузив трех гостей и их телохранителей. Первый был китаец, второй японец, последний колумбиец. Гости один за другим спустились в просторную, всю раззолоченную и отделанную ценными породами дерева кают-компанию. Там на дальнем конце стола в инвалидном кресле восседал с сигарой в зубах белокурый человек диковатой славянской красоты. Его звали Владимир Коченок, и он был владельцем этой роскошной яхты, где в глубине трюма имелась даже подводная лодка. Справа от него сидел Винченцо Баррано, крашеный брюнет с темными очками на квадратной физиономии. Костюм от Армани, туфли от Берлуччи. В отличие от остальных гостей, Баррано все еще разыскивала полиция. Так что он предпочитал держаться поскромнее, то есть путешествовал под псевдонимом, прибывал и убывал первым. Он воспользовался своим ранним прибытием, чтобы уладить с Коченком кое-какие спорные вопросы. Русской и итальянской мафии требовалось поладить, чтобы с умом поделить европейский рынок. Досадное юридическое крючкотворство, с которым столкнулся Коченок из-за каких-то убийств на Аляске, задержало переговоры, но не его продвижение к посту лидера преступных сообществ России. Хозяину Кремля в Москве предстояло вскоре передать политическую власть. Так что путь свободен, и союз с коза ностра должен был еще больше укрепить могущество Коченка. Кроме всего прочего, русский хотел, чтобы Баррано оказал ему личную услугу: разыскал его бывшую любовницу Карлу Браски, которая пряталась где-то на Сицилии. При одном только ее имени его бросало в пот.
– Что ты из-за какой-то девки так изводишь себя? – удивился Баррано.
– Извожу себя? Она мне оба колена прострелила! Я теперь навек прикован к этой чертовой колымаге.
– Давно она в бегах?
– Один легавый подбил ее дать против меня показания по мокрому делу. Меня обвинили облыжно. Пришлось все спустить на защиту, кроме бизнеса. Теперь, когда обвинения сняты и я снова на коне, хочу достать эту стерву. Я посылал людей на твой остров, но они ее не нашли.
– С чего ты взял, что она на Сицилии?
– Она сицилийка, как и вся ее проклятая родня. У нее есть дочь. Доставь их обеих и можешь просить у меня, что хочешь.
Каждое место вокруг овального стола было снабжено наушниками для синхронного перевода Дальше всех от Коченка расположился китаец. Коренастый, лет пятидесяти, в клетчатом костюме от Ива Сен-Лорана, сшитом во Франции. Никто не знал за ним другого имени, кроме как 489, или Драконья Голова Он был боссом Семи Сестер, самой мощной транснациональной преступной организации в мире. Потом, поклонившись, занял свое место Куамо Курумаку – элегантный, золотые аксессуары и прикид от Диора. Хосе Санчес, колумбийский наркобарон, глава южноамериканских картелей, уселся слева от Коченка. Его возраст с ходу было не определить – мешали усы, вероятно столь же фальшивые, как и имя, вышедший из моды полосатый костюм и очки «Рэй Бан». Его мания изменять внешность была вызвана скорее паранойей, нежели настоящей угрозой, которую представляли для него лишь редкие американские конгрессмены, наивно верившие, что можно воспрепятствовать подпольной торговле наркотиками.