— «Зеваки»? А кто такие «зеваки»?
— Извините. Обычное словечко. Означает «любопытные».
— Интересно. У нас в Ливии мы называем их «хиббеш».
— «Хиббеш»? Что это означает?
— «Зеваки».
Дайал улыбнулся. Ему редко приходилось встречаться с иностранным полицейским, у которого было бы такое чувство юмора.
— Ну скажите же мне, в чем дело. Я умираю от любопытства. Мне страшно хочется узнать, почему здесь собрались такие толпы. Если они не хиббеш, то кто?
— Некоторые действительно хиббеш, но в основном те, кто пришел отдать дань уважения.
— Уважения? Кому? Покойному?
Тамер молча кивнул.
— Ну продолжайте же! С какой стати они выражают ему свое уважение? Кто, черт возьми, он такой? Король Англии?
Тамер покачал головой и внезапно посерьезнел.
— Вы недалеки от истины. Радж Нарайян был непальским принцем.
Пейн заглядывал вниз в девятисотфутовую пропасть, пытаясь отыскать место, которое описал Барнс. Там не было ни вертолета, ни грузовика, ни каких-либо других материальных свидетельств происшедшего. Только плодородная земля долины к югу от Орвието.
— Но где произошла катастрофа? Где ее последствия? Там внизу должны быть следы серьезных разрушений. Обломки, обожженная земля и погубленная растительность.
На расстоянии примерно ста футов налево напарники заметили тропинку, которая крутым зигзагом спускалась с горы и в конце концов приводила на дно долины. Здесь они обратили внимание на следы от покрышек грузовика, которые сверху разглядеть было невозможно.
Джонс опустился на колени и стал рассматривать отпечатки колес — этому он научился во время службы в военной полиции.
— Здесь явно не более двенадцати часов назад проехали три грузовика, направлявшиеся на восток на небольшой скорости. Громоздкие промышленные грузовики. Груженные под завязку. Возможно, со спасательным оборудованием. Не ваши обычные пикапы четыре на четыре. Покрышки слишком велики.
— Значит, мы там, где надо?
Джонс кивнул:
— Кажется, да.
Они пошли на восток, двигаясь по следу колес подобно ищейкам. Машины следовали параллельно плато, между зарослями олив справа и скалой слева, никуда не отклоняясь. Следы прошли через огород, низенький деревянный забор, небольшой участок, заросший олеандрами, и остановились лишь у громадной груды камней. Передний край ее был выше уровня колен — тяжелый грузовик не смог бы преодолеть подобное препятствие, не вспоров себе брюхо. Должен был существовать другой выход, но друзья его не видели.
— Возможно, это были самосвалы?
— Возможно.
— А что, если грузовики приехали сюда с камнями? Они могли и разгрузить их здесь. Тогда был бы понятен и внезапный обрыв тропы. Она под камнями.
Джонс, размышляя над словами приятеля, прошел несколько метров к противоположной стороне груды.
— Наверное, ты прав. Здесь десятки следов, расходящихся в разные стороны под разным углом. И если я не ошибаюсь, глубина следа меняется. Что может означать только одно — у них резко изменился вес за короткий период времени.
— Из чего следует, что грузовики среди ночи приехали сюда и сбросили здесь по совершенно непонятной причине несколько тонн камней… В этом наш главный вывод?
Джонс покачал головой:
— Дело не ограничивалось только сбрасыванием камней. Кое-что они и подбирали. Кто-то не только опередил нас на пути к месту катастрофы, но и само место забрал с собой.
Туристы, как правило, единственные посетители иль поццо ди Сан-Патрисио — колодца Святого Патрика, артезианского колодца, построенного в 1527 году. Но из-за слухов, распространившихся по Орвието, местные жители стекались сюда, к кирпичному зданию бежевого цвета, словно любители пива к пивной.
Пейн с Джонсом заметили их с противоположной стороны пьяцца Кахен, обширной площади в центре города, и предположили, что это очередь желающих взглянуть на колодец. Они прошли мимо автобусной станции и приблизились к толпе. Сотни самых разных людей, старых и молодых, запрудили двор перед ними, со всех сторон обступив круглое здание. От них исходило то же молчаливое напряжение, свидетелями которого американцы стали во время похорон. Чтобы лучше рассмотреть, что здесь происходит, Джонс взобрался на расположенную неподалеку стену и стал искать взглядом Дональда Барнса. Ему хотелось увидеть сделанные Барнсом фотографии места катастрофы под Орвието в надежде, что на них можно будет обнаружить что-то действительно важное — возможно, причину, по которой остатки вертолета увозили глубокой ночью.
— Кажется, внутрь никого не пускают. Дверь вроде бы забаррикадирована.
— Возможно, туристов туда проводят только группами? Будем надеяться, что Барнс уже внутри и скоро выйдет.
Слова Джонса привлекли внимание очень темного брюнета, стоявшего неподалеку.
— Не хочу вас беспокоить, — произнес он на ломаном английском. — Но больше нет визитов из-за смерти. В иль поццо никого, кроме полиции.
— В самом деле? Они прекратили посещения из-за катастрофы, случившейся в понедельник?
— Нет, вы не понимать. Не понедельник. Сегодня. Другой человек мертв сегодня.
Джонс спрыгнул со стены.
— Что вы имеете в виду?
Мужчина нахмурился, словно не понял вопроса.
— А, как ваш друг говорит: два человека в понедельник и один человек сегодня. У нас в Орвието много времени нет преступлений, а теперь три человека мертвы, очень быстро. — Видимо, для еще большего впечатления он щелкнул пальцами. — Жизнь смешная, ведь так?
В голову американцам пришли совсем другие определения. Они прибыли в Орвието в поисках преступника, который, как им по крайней мере сообщил Манзак, не совершал убийств. И вот теперь в маленьком городе, где в последний раз видели Бойда, они сталкиваются с тремя смертями.
— Мне казалось, — произнес Пейн, — пилот был единственным человеком, погибшим в катастрофе в понедельник.
— Нет, нет, нет, нет! — воскликнул брюнет, размахивая руками для большего эффекта. — Пилот из Орвието. Очень хороший человек. Работал в полиции много лет. Я его знаю много времени. Другой человек, не отсюда. Он приходит в полицию, они летят и не возвращаются.
В голове Пейна зародилась версия.
— А вы, случайно, не знаете, тот, другой, был лысый?
— Лысый? Что значит «лысый»?
Пейн коснулся своей головы.
— Волосы? Были ли у него волосы?
— Si! [10] У него волосы, как у вас. Короткие коричневые волосы.