— Тогда вы и решили завязать?
— Да, именно тогда моя семья заставила меня завязать. — Он тихонько засмеялся над комичностью самой ситуации.
— Что-то вроде «государственного вмешательства»?
— Точно, английский вариант. Моя сестрица в упор меня не замечала, а братец выбил из меня всю дурь.
Холланд не мог не поддаться открытости этого человека, его несомненной искренности. Он явно был из тех, кто уже давно перестал что-то скрывать.
— И когда это случилось? — поинтересовался Холланд.
— Уже почти два года, практически столько же я и на игле сидел.
Холланд произвел нехитрые подсчеты и пришел к интересным результатам.
— Значит, вы начали принимать наркотики, когда работали в МКОБ?
— По-настоящему я подсел на кокаин в 2001-м.
— Примерно в то же время, когда распустили комитет?
Уоррен убрал с языка табачный листик.
— Приблизительно так. Я могу проверить, но не думаю, что в гроссбухе того года записано: «сделал первые дорожки кокаина».
Его прервали неожиданные крики из соседней комнаты, которые становились все громче, а потом дверь открылась. Пару секунд спустя в кухню ворвался худощавый подросток, не старше Люка Маллена, живо жестикулируя и громко ругаясь.
Кошка с подоконника исчезла.
— Сука Эндрю «опустил» меня ниже плинтуса. Он, козел, всем рассказал, что я болтал о «травке»… будто я курил и меня приперло. Этого пидора там даже не было… сука… несет всякий бред, чтобы подняться в твоих глазах. Клянусь, Нил, лучше убери все, блин, ножи из этой, блин, кухни. Говорю тебе…
Уоррен проводил мальчика к маленькому кухонному столу. Посадил его под календарь, на котором было написано «ЭТО НЕ ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ», и стал с ним разговаривать, как будто тут не было ни Холланда, ни Хини. Сначала он говорил довольно тихо, пока парень не успокоился, потом его голос стал тверже. Он сказал, что понимает, как это раздражает, когда тебя опускают, но Эндрю поступил правильно. Отзываться о наркотиках хорошо — против правил. Если говорить о них как о чем-то, за чем следует скучать или горевать, — дело на поправку не пойдет.
— Крамольные мысли, Дэнни, и тебе об этом известно. Крамольные мысли…
Эта фраза напомнила Холланду кое о чем. Эти модные словечки с противным душком из какого-то американского курса «Помоги себе сам». Но они слились в один аккорд. Холланд мысленно отметил, что нужно сказать об этом Торну, чтобы он посмеялся.
Крамольные мысли…
Не будь крамолы — они оба остались бы без работы.
Джейн Фристоун открыла дверь, и на лице ее отобразился не испуг, а простое удивление, когда она увидела, что это не «Свидетели Иеговы» — в самом деле, кто еще мог звонить ей в дверь в половине десятого утра в субботу?
— Я полагала, вы бросили это занятие, — сказал она. — Уразумели, что попусту тратите времени, и стали донимать своими визитами кого-то другого.
Настал черед изумляться тем, кто размахивал удостоверениями, пока на лице Джейн в одно мгновение не появилась обиженная усмешка. Торну показалось, что дело Сары Хенли, а следовательно, и роль в нем Гранта Фристоуна, из «висяка» превращается в стопроцентный «глухарь». После немногословного обмена любезностями на пороге Торна и Портер нехотя пригласили войти.
Они прошли по узкому коридору, где на стенах в рамках висели снимки закатов и зимних пейзажей. К закрытой двери была приклеена скотчем табличка «Комната Билли». Из-за двери Торн услышал звук работающего телевизора и того, как разбрасывали игрушки. Когда они проходили мимо кухни, Торн уловил запах вчерашней еды из китайской закусочной.
Когда Том пробыл пять минут в жилище Джейн Фристоун — маленькой квартирке на две спальни в Брентфорде, — его поездка на работу стала казаться чем-то теплым и далеким. Он вышел сегодня из дому раньше, чем нужно. Выскользнул из квартиры, стараясь не разбудить Хендрикса, и выбрал более длинный маршрут через Хайгейт и Хэмпстед. На улицах практически не было машин. Когда он проезжал по Голдерс-грин мимо Хита, на небе, раскинувшемся над ним, не было ни облачка, оно было лишь подернуто розоватой дымкой.
Еще тогда он подумал, что сегодня будет совсем неплохой денек — лучше, чем можно было ожидать.
Вид из окна машины, вниз с четвертой автострады на промышленные предприятия, был лишь на толику более гнетущий, чем внутри самой этой зоны, а настроение Джейн Фристоун было еще мрачнее. В свое время Торн избавился от общества плохих людей и уже довольно давно не чувствовал в себе такой ненависти. Джейн не повышала голос, но ее тон не оставлял сомнений: из каждого пророненного, выплюнутого со злостью или произнесенного шепотом слова сочился яд. Она предупредила их, что времени у нее в обрез, потому что нужно еще одеть детей. Они поинтересовались, что она имела в виду, когда открывала дверь. Она объяснила, что в прошлом году никто не нанес ей ежегодный визит. Поэтому у нее целых полтора года не было необходимости общаться с «одним из ваших ублюдков». Портер ответила, что они с Торном «ублюдки» из совсем другого ведомства. Что имя Гранта всплыло в связи с совершенно другим делом.
— Еще что-то хотите ему «пришить»?
— Вы считаете, что на вашего брата «повесили» убийство Сары Хенли? — спросила Портер.
Фристоун покачала головой и ухмыльнулась, как будто Торн и Портер были глупы как пробки. Ей едва перевалило за тридцать. Высокая, с пышной грудью, с темными волосами, зачесанными назад и собранными в пучок. Торн был готов признать, что она в некотором роде даже сексуальна, но какой-то суровой сексуальностью. Может, надень она другой халат, Торн дал бы ей не больше двадцати.
— Вы утверждаете, что полицейские сделали из вашего брата главного подозреваемого, потому что больше никого не нашли?
— Я ничего не утверждаю.
— Или имеете в виду, что прежде всего сама полиция виновна в убийстве?
Она вытащила из кармана халата мятую бумажную салфетку и уголочком промокнула под носом.
— Скажем, есть один странный коп, который бы не пожалел живота своего, чтобы вновь засадить Гранта за решетку. — Она положила салфетку обратно в карман.
Торн поборол желание обменяться взглядами с Портер и почувствовал, что у нее возникло то же желание.
— Я не рассчитываю, что вы захотите назвать имя этого «странного копа».
Она не захотела.
Когда они вошли в гостиную, Торн и Портер остались стоять, а сама хозяйка уселась в кресло и отвернулась к большому плоскому экрану телевизора, стоящего в углу комнаты. Она включила телевизор, выключила звук и большую часть разговора провела, не отрывая взгляда от экрана.
— Почему же он тогда сбежал, если не убивал Сары?
Джейн включила какой-то загадочный кабельный канал: каждый раз, когда Торн бросал взгляд на экран, показывали какие-то уголки в неком доме.