Они, смеясь, повалились на диван, и дело, скорее всего, дошло бы до постели, поскольку изнутри их сжигало возбуждение совсем другого рода.
— Интересно, Хигнетт и Бригсток уже ссорятся из-за того, кому достанутся лавры? — заулыбалась Портер. — Договорились, как будут их делить.
Торн глупо заулыбался в ответ, но придал своему лицу притворно-серьезное выражение.
— Значит, так, нам достается три убийства. Четыре, если считать гибель Сары Хенли. На вашу долю выпадает похищение ребенка. Как тебе такой расклад?
— Что, выпадает именно так?
— Плюс все, что может всплыть в результате допросов: старые акцизные диски [37] и тому подобная мелочевка…
— Какая щедрость с вашей стороны!
— По-моему, щедрость необычайная!
Портер удивленно приподняла брови.
— Если бы Ларднер оказался в той квартире в Кэтфорде и его взяли ваши ребята, держу пари — вы бы все прибрали к своим рукам, нам бы ничего не досталось.
— Твоя правда.
— Истинная правда, — добавил Торн. — Так что попридержи язык.
Она улыбнулась пьяной улыбочкой, медленно растянув рот от уха до уха.
— Значит… ты ворвался в тот деревенский домик, не соизволив предупредить ни меня, никого…
— Вряд ли это можно назвать «ворвался».
— Тогда как бы ты это назвал?
— Времени не было звонить. Я не знал, где ты, близко, далеко…
— Ты даже и не попытался это выяснить.
— Я сам принял решение, точно также как и ты, когда вошла в ту квартиру.
— Я же пошла туда не одна!
— Случай. Мэгги так боялась вооруженного спецотряда после того, что случилось в Боу. Я просто… — Торн раздул щеки, уступая. Он знал, что она его раскусила.
— Скорее всего, ты полез в бутылку из-за того, что тебя оставили на связи в фургоне, когда мы пошли в квартиру к Аллену?
На лице Торна было написано изумление.
— Ты и вправду считаешь меня таким мелочным?
— Всего лишь предположение.
— Очевидно, ты права. Я необычайно мелочный. — Он наклонился ближе. — Мстительный. Злопамятный. Жуткий тип…
Они опять поцеловались. На этот раз поцелуй длился значительно дольше.
— Извини за запах, — стал оправдываться Торн. — Понимаешь, было только такое мыло. Какая-то лекарственная дрянь. В маленьких зеленых брусочках.
Торн принимал душ в больнице.
— Убийств было пять, — сказала Портер. — А ты сказал «четыре».
Он кивнул.
Осколок стекла. Тонкий, легко крошащийся…
Питер Ларднер умер в машине «скорой помощи», которая приехала к дому через двадцать пять минут.
— Еще одна причина не жить в деревне, — произнес тогда Торн.
Портер опустила руку вниз, нащупала бутылочку пива, стоящую на полу.
— А что с Люком?
Торн не мог передать словами, что представляло собой лицо мальчика, когда они в конце концов сняли скотч. Красное от липкой ленты, мокрое от слез и пота, обезумевший взгляд…
«Обезумевший» — совсем как те слова, в ярости нацарапанные на стене за постером.
— Он жив, и это, я считаю, сейчас самое главное. Но он, конечно, не сможет вот так просто проснуться завтра утром и все забыть, я прав? Ему нужно понять, кто он сейчас. Такое сложно пережить без поддержки близких, а у него от семьи, на которую можно было бы опереться, остался лишь пшик. — Он заметил, как Портер изменилась в лице. — В чем дело?
— Я имела в виду, возбудят ли против него дело?
Торн пожал плечами, взял свою баночку с пивом.
— А черт его знает! Полиция обязана предъявить ему обвинение…
Они оба сделали по глотку. Торн поинтересовался у Портер, не хочет ли она есть. Луиза призналась, что жалеет, что, до того как напиться, ничего не поела. Торн встал и пошел на кухню приготовить тосты.
Они болтали через открытую дверь о всякой ерунде — чтобы вся «грязь осела». Как будто они всю ночь протанцевали или веселись на вечеринке.
Как будто никто не умер от потери крови.
Торн оторвался от тостов, когда услышал, что Портер встала. Заглянул в комнату и увидел, что она направилась к стереосистеме. Том попросил включить какую-нибудь музыку, извинившись за то, что нет Шании Твейн. Он проверил, как там тосты, перевернул кусочки хлеба на сковороде и в этот момент почувствовал руки Луизы на своих плечах.
Когда он обернулся, она прижалась к нему; одной рукой гладила его по щеке, другой неуклюже пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке.
— Тогда тосты потом, да? — спросил Торн.
Ее язык был сладким и пах алкоголем. Он чуть присел, чтобы прижаться членом к ее паху. Они, пошатываясь, отошли от плиты; их губы слились в одно целое.
Она откинулась назад на кухонный стол, он лег на нее. Потом они начали трахаться, и доводящая до головокружения острая боль пронзила всю ногу Торна — от бедра до лодыжки.
Он подождал, пока они закончат целоваться, и закричал от боли.
Торн лежал абсолютно неподвижно в узком белом туннеле и пытался слушать Джонни Кэша.
Музыка в наушниках была едва слышна — все заглушал звук работающего томографа, который медленно составлял снимок его позвоночника. В каком состоянии он находится. Из-за звука, похожего на звук пневматической дрели, создавалось впечатление, что Торн слушает некий радикальный техно-ремикс из фильма «Люди в черном». Но тем не менее это лучше, чем ничего. Врачи разрешили ему взять послушать один из их компакт-дисков, пока он минут двадцать будет находиться внутри камеры, но Торн решил не рисковать и принес с собой диск «The Man Comes Around». И правильно сделал. Даже то немногое, что он мог слышать, было лучше, чем тот бред из ламинированного списка, который ждал его в комнате для переодевания.
Джеми Каллем, Кати Мелуя, Нора, блин, Джонс.
Он лежал практически не шевелясь, как ему и было велено. Напряженно прислушиваясь. Его рука лежала на резиновой «красной кнопке», на которую он должен был нажать, если почувствует хоть малейший дискомфорт или тревогу. Если захочет прервать процедуру.
Ритм томографа, гул, похожий на жужжание, стал замедляться, а потом угасать. Этот шум успокаивал его. Он погрузился в размышления, смакуя роскошь момента и наслаждаясь отсутствием мыслей в голове. Это все равно что лежать на чистых простынях после того как слишком долго спал в грязной и вонючей постели.