Торн указал на худощавого мужчину, который отвернулся, пока его собака справляла нужду на краю тротуара.
— А вот он, смотри, похож.
— Что я должен на это ответить?
— У большинства из нас нет настоящего… нюха, так я думаю. Мы не в состоянии распознать тех, кого раздирают подобные физические желания и потребности. Мы не ловим их сигналов, знаков, если предположить, что они подают таковые. — Он вытянул ногу, расправил плечи. — А ты, интересно, ловишь?
Фристоун молчал.
— Ты не угрожал Тони Маллену физической расправой, — продолжал Торн. — Ты не обещал, что доберешься до него или членов его семьи. Ты угрожал разоблачением. Тебе было известно, кто он.
Они помолчали, наблюдая, как мимо пробегают бегуны.
— Я не мог этого сказать, — произнес Фристоун. — Мое слово против его. Абсурд.
— Тогда что?
— Я встречал его раньше. Как-то в воскресенье вечером на пикнике у… одних приятелей. Мы болтали, нас было несколько человек. Позже, уже наверху, мы обменялись «материалом». Ничего чересчур «тяжелого». Но он явно был знаком со многими. Он знал все лучшие веб-сайты, где… а тогда таких сайтов было не так много. Я никогда не думал, что он — коп. И он едва ли мог предвидеть, что такое случиться, верно?
— Я бы так не сказал.
— Он чуть не обосрался, когда вошел в комнату для допросов и увидел меня.
— Тогда ты стал угрожать?
— Это, блин, мне разве помогло, а? Маллен заявил, что я могу говорить все, что мне вздумается. Сказал, что будет настаивать на том, что работал под прикрытием, внедрялся в круг педофилов, собирал доказательства и так далее.
— Долго бы ему пришлось от этого отмываться.
— Я тоже так думал. Но он не волновался. У него было другое мнение. Он предупредил меня, что позаботится о том, чтобы в камере меня как следует «проучили», если я скажу хоть слово. И тогда, зная, что он сдержит слово, я попридержал язык.
— Однако совсем другое дело, когда ты вышел, — предположил Торн.
К ним подбежал один из сыновей Джейн Фристоун, тот, который играл здесь, когда они с Портер впервые наведались сюда, и спросил, не даст ли он ему конфет. Фристоун пообещал, что он получит их позже. Мальчик равнодушно отвернулся, как будто даже не помнил, о чем только что просил.
— Он пришел ко мне, — признался Фристоун. — Уже не такой самоуверенный. И дело скорее в политике — или называй это, как хочешь — он ведь уже был главным инспектором.
Торн не смог сдержать улыбку.
— Он сказал, что может мне помочь, если я буду хранить определенную информацию при себе. Сказал, что может повлиять на исход моего дела.
— Потому что его жена работает в МКОБ?
— Тогда я этого не знал. Я понятия не имел, о чем он говорит. Но потом этот ужасный случай с Сарой. Стало не до этого, я бежал.
— Значит, ты считаешь, что это произошло из-за Маллена?
Он шмыгнул носом.
— Такие мысли меня посещали. Но, в конечном счете, разве это имеет какое-то значение? Я не собирался ходить и кого-то в чем-то убеждать.
— Этот «материал»… — запнулся Торн.
Фристоун на секунду прикрыл глаза.
— Ну, знаешь: фотографии, кассеты и тому подобное.
Тому подобное…
— Тебе говорит о чем-нибудь фамилия Фаррелл?
Фристоун покачал головой.
— Вы посадите Маллена?
— И какое чувство тебя охватит, если посадим? — поинтересовался Торн. — Знаю, у тебя есть веские основания его не любить, но неужели тебе совсем… его не жалко? Ты считаешь, что именно он всему виной?
Фристоун помолчал, сделал глубокий выдох, как будто говоря «с меня довольно», и потянулся.
— Посмотри, какая отличная погода. Я прихожу сюда полюбоваться природой.
— И лучше бы ты имел в виду деревья, — заметил Торн. Он наблюдал за тем, как Фристоун идет к своей сестре и племянникам. К подметкам его туфель прилип цвет вишни.
Только-только начало смеркаться, только упали первые капли дождя.
Торн сидел в своем БМВ напротив дома. Он растер затекшую шею и повернул голову, чтобы видеть входную дверь, посмотрел на часы. Он знал, в котором часу у СО-5 запланировано постучаться в дверь этого дома.
Полиция уже была там полтора часа.
Он представлял себе, какое сначала равнодушное, даже скорее скучающее было у Маллена лицо. Он привык к тому, что у него на пороге появляются люди с «корочками». Интересно, насколько оно помрачнело, когда полицейские объяснили ему, из какого они подразделения.
Когда дверь открылась, первым, кого Торн увидел, был сам Маллен. Потом он разглядел обезумевшего от ужаса Люка, вцепившегося в отцовскую спортивную куртку.
Господи Боже…
Мальчик пропал из поля зрения, его мягко успокаивал кто-то внутри дома. Дверь опять приоткрылась, и двое офицеров — женщина и мужчина — вышли из дома. Они повели Тони Маллена по подъездной дорожке к машинам.
Он был без наручников.
На этом этапе одни вопросы…
Торн знал, что трое или четверо полицейских еще оставались в доме. Они начнут выносить из дому все бумаги, компьютеры, ящики с видеокассетами и цифровыми видеодисками, когда дом покинут все его обитатели.
Спустя несколько минут после того как увезли Маллена полиция вывела детей.
Торн видел, что Люк Маллен, как лунатик, идет по подъездной аллее, сестра обнимает его за талию, а женщина-констебль нежно за плечи. Он опять задавался вопросом, который преследовал его в последнее время, — о Тони Маллене и его детях.
Торн вспомнил, как Адриан Фаррелл отчаянно заюлил, выдумывая объяснения, когда его спросили о телефонных звонках. Торн понял, что Фаррелл — несмотря на то, через что, как полиция подозревала, ему пришлось пройти — скорее пытался защитить своего отца, чем себя самого.
Торн не мог с уверенностью сказать, что дети Тони Маллена страдали от рук своего отца. Вполне возможно, Том принимал желаемое за действительное, но, по его разумению, хотя бы одному из детей удалось избежать домашнего насилия. Слишком в неописуемый ужас пришла Мэгги Маллен при одной мысли о том, что Ларднер мог наговорить ее сыну. Казалось, она почти убедилась в том, что Люку пока ничего не известно.
Протест. Домысел.
Мэгги Маллен была без сил…
— Почему вы продолжали с ним жить?
— Один раз я уходила. Несколько лет назад. — Мэгги провела тем, что осталось от ее ногтей, по выщербленной поверхности стола. В комнате для свиданий было прохладно, Торн даже не снимал пальто, однако заключенная, казалось, холода не замечает. — Меня хватило ненадолго.