Кардинал Суэнес подошел к Лучиани и поздравил нового папу:
— Благодарю вас, Святой Отец, за согласие.
Лучиани улыбнулся:
— Наверное, лучше все-таки было отказаться. Отчего же он так и не поступил? Неужели забыл о собственных намерениях, а может быть, ему не хватало силы духа, чтобы осуществить желаемое? Помешали скорость, с которой развивались события, неукротимость всеобщей воли, собственная скромность и застенчивость, а также глубокая внутренняя убежденность в том, что он способен вынести предстоящее ему тяжкое испытание. Иначе непременно бы отказался.
Кардиналы принялись читать Те Deum.
Собравшиеся на площади верующие стали расходиться. Кардиналам так и не удалось прийти к согласию — иными словами, Дух Святой на них так и не снизошел, а значит, нового Папы еще нет. Клубы фуматы черные — решение конклава еще не принято.
Репортеры ватиканского радио утверждали, что дым шел то черным, то белым… хотя в их голосах слышалось сомнение.
Командующий Швейцарской гвардией, обязанный присягать на верность новому понтифику от имени всех своих бойцов, даже не успел подготовить почетный караул, чтобы сопровождать папу по галереям на балкон, выходящий на площадь Святого Петра.
В ателье переругивались братья Гаммарелли, обвиняя друг друга в непредусмотрительности, из-за которой не удалось подобрать подходящий наряд.
В самый разгар суматохи распахнулась громадная дверь базилики собора Святого Петра, и всеобщий гомон перекрыл голос кардинала Феличи:
— Attenzione. [9]
Верующие, успевшие было направиться по домам и гостиницам, поспешно вернулись на площадь, где воцарилась полная тишина.
— Annuntio vobis gaudium magnum: habemus Papam! [10]
Секретарь дона Лучиани, Диего Лоренци, работавший с ним все последние годы, сопровождал будущего папу в Рим из самой Венеции, и сейчас вместе с тысячами верующих дожидался на площади Святого Петра, когда огласят результаты выборов. Он видел, что дым, исходивший из трубы с шести двадцати пяти вечера, не был ни черным, не белым. Пепельный оттенок сохранялся около часа, так что никто не мог сказать, действительно ли грязноватые клубы были той самой долгожданной белой фуматой.
Рядом дожидалась решения конклава семейная пара с двумя дочерьми; родители спорили о цвете дыма нал крышей, так и не развеявшего их сомнений. Младшая девочка, зачарованная властью царившего над площадью благолепия, спросила священника, не он ли будет служить мессу в громадном соборе перед ними?
Лоренци ответил с мягкой улыбкой: нет, он в Риме лишь проездом. Живет в Венеции. Поговорил священник и с родителями малышки; все сошлись на том, что присутствовать на конклаве (хотя до конца осмыслить происходящее могли только те, кто присутствовал в Сикстинской капелле) весьма волнительно — ведь речь идет о выборе Пастыря, а значит, голосующие кардиналы осенены божьей благодатью.
Переживания Диего Лоренци вскоре закончатся. На следующий день ранним утром он погонит «Ланчию» дона Альбино Лучиани в Венецию; шестьсот километров, разделяющих два города, два мира… И в этот миг раздался голос кардинала Перикла Феличи; все взгляды устремились на балкон базилики Святого Петра:
— Annuntio vobis gaudium magnum: habemus Papam! Cardinalem Albinum Luciani. [11]
Услышав знакомое имя, Лоренци разрыдался от счастья. Его душу переполнили эмоции, которые он был не в силах сдержать, как не мог понять, отчего прочие кардиналы выделили именно дона Альбино Лучиани, скромного и вечно замкнутого человека.
Девочка и ее родители понимающе смотрели на священника; наверное, его тоже переполнили религиозные чувства… Вполне объяснимо.
Склонившись к ребенку, Лоренци со слезами на глазах еле смог выговорить:
— Я — секретарь нового Папы.
Так значит, новым понтификом стал Альбино Лучиани? Кто же он такой? Впрочем, неважно. Главное, что у римской церкви вновь появился Святой Отец, и тысячелетняя традиция продолжится.
Вместе с остальными верующими Лоренци видел, как на балконе появился улыбающийся человек в белом. Улыбка проникала в самую глубину сердец собравшихся, волнуя душу и наполняя ее ликованием. От этой улыбки исходили добродушие, покой и скромность. После Джованни Баттисты Монтини, мрачного папы, известного как Павел VI, на балконе, по-юношески улыбаясь, стоял человек, только что возложивший на себя тяжкое бремя. Близился вечер, и под звуки молитвы Urbi et Orbil [12] садилось за горизонт римское солнце.
Неизвестно, как этому морщинистому старику, опирающемуся при ходьбе на трость с золотым набалдашником в виде львиной головы, удалось добиться того, что большинство руководителей бесчисленных разведуправлений, рассеянных по свету, готовы с трепетом исполнить любое его повеление.
Причины могут быть самыми разнообразными, хотя вполне вероятно, что все они далеки от истины. Впрочем, загадочный для большинства ответ очевиден: все решения старика поддерживает ЦРУ, готовое предоставить агентов и даже целые подразделения в распоряжение дряхлого патриарха с суровым взглядом. Так возникает своего рода порочный круг; если уж само всемогущее и пользующееся определенной репутацией разведывательное управление помогает этому человеку, то любые вопросы излишни.
На службе у старца человек, одетый в безупречный черный костюм от «Армани». Имя помощника неизвестно, а потому сопровождающий безымянен так же, как и патриарх. Они неразлучны всегда, за исключением редких случаев, когда помощнику приходится лично участвовать в устранении проблемы.
Что же до старика, то его нередко можно застать прогуливающимся в саду или по городским улицам. Не будем уточнять, о какой вилле или городе идет речь, ибо подобные люди настолько могущественны, что их гнева следует опасаться. Целую вечность старик провел вдали от родины, по которой тосковал, но ностальгия отступила прежде, чем он смог позволить себе роскошь избегать путешествий. Помогли новые технологии, хотя без исполнителей его приказов по-прежнему не обойтись. Нет лучше климата, чем климат родной Италии, ого города и, особенно, собственной виллы.
Вот старик сидит на террасе загородного особняка; то перелистывает Corriere della Sera, то вглядывается в горизонт. Созерцает бескрайние зеленые просторы, раскинувшиеся за усадьбой, простирающиеся до склона холма, где закатное солнце в неравном сражении с ежесекундно наступающим мраком окрашивает пейзаж в апельсиновые тона.