По команде расставленных в саду датчиков фотоэлементов загорается свет; с приближением сумерек плавно включаются управляемые электроникой фонари. Солнце скрывается за холмом, тонет в горизонте, все ярче отблеск освещения… и вот, когда пропадает природный свет, электричество достигает наивысшей яркости. Темнота не помеха; по-прежнему можно читать газету, как и несколько мгновений назад. Но просторный океан зелени скрылся во тьме, по которой, точно брызги, развеяны светлячки, мотыльки и прочая мелкая живность.
— «Никакому искусственному свету не под силу озарить целый мир», — проносится в голове у старика, — «лишь светоч веры способен на подобное», — и он улыбается собственной мысли.
Наконец-то удалось подумать о духовном. Размышления могут начинаться со вполне материального предмета, но, попетляв, мысли неизменно перейдут к возвышенному, а отчего — поди догадайся. Вот и наступила пора покаяться в грехах всей своей жизни, но вымаливать прощение — не для него. Он и с другими беспощаден; видит Бог, даровавший ему много лет тому назад жизнь, исполненную опасностей, сомнений и разочарований. Все является Его творением, все страдания; и прежние, и грядущие. Единственное отличие от былых лет — равнодушие перед некоторыми из испытаний, посылаемых Всевышним. Будь то едва заметный знак или же великое откровение — старец, в одиночестве читающий газету, превосходно понимает послание.
В отличие от большинства смертных, ему неведом страх божий. Он, этот старец, опирающийся на трость словно для вида, хотя на самом деле не способен сделать ни шага без опоры, погубил немало душ; и лично, и отдавая приказы. Но неумолимое время одинаково беспощадно ко всем.
Помощника поблизости не видно — наверняка решает проблемы старика в другой стране. И хотя молодого человека называют «помощник», на самом деле он просто «секретарь-референт», какие есть у всех сильных мира сего, даже у самого понтифика.
Когда-то, давным-давно, старик мог позволить себе сигарету; смаковал табак под чтение газеты, выпуская крупные кольца дыма. Теперь же приходится довольствоваться лишь прессой: больные легкие не позволяют наслаждаться радостью курения. Ночную тишину разрывает сухой, приглушенный кашель. Он в силах противостоять искушениям духа и плоти. Его беспокоит множество иных вопросов, но старец не из тех, кто станет расстраиваться по пустякам. Его девиз: «Любая проблема разрешима».
Погрузившись в собственные мысли, владелец особняка не замечает бесшумного приближения служанки; в ее руках телефон.
— Синьор?
Не дождавшись ответа, женщина обращается повторно, и отклик не заставляет себя ждать:
— Да, Франческа, — произносит патриарх голосом только что разбуженного человека.
— Вам звонят по телефону.
Протянув хозяину трубку, служанка поспешно скрывается, предоставив старику решать свои вопросы, какие бы они ни были; она не смеет вмешиваться в его частную жизнь.
— Pronto, — сурово произносит старик с интонациями человека, привыкшего повелевать другими.
И узнает бесстрастную речь помощника; тот отчитывается в поручении. В отличие от патрона, говорит монотонно. Точно читает «Отче наш» — быстро, без лишних подробностей. Это старик научил своего помощника без промедлений переходить к основному, к главному, патриарх предпочитает быстрые, четкие разъяснения.
— Очень хорошо. Можешь возвращаться. Будем управлять процессом отсюда. — Еще несколько мгновений тишины, прерываемой лишь шумом в телефонной трубке. — Ты отлично поработал! Теперь будем координировать операцию на месте. Разыскать Мариуса Ферриса окажется несложно — тем более что он выполнял все мои указания, когда залег на дно… Я жду тебя.
Нажатием кнопки международный разговор прерван. Аппарат возвращается на столик, и тотчас же снова оказывается в руках патриарха. Порой он забывает, что собирался сделать секунду назад. Временами голова становится совершенно пустой; старик воспаряет в облака чистого, холодного разума, там его поддержка и опора. Прежде таинственные приступы рассеянности ничуть не мешали, ведь всякий раз они настигали старика в его уютных пенатах, и притом нечасто. Но патриарх понимает, что со временем белая пелена, застилающая рассудок, станет больше, всецело окутает ум. Сколько же ему осталось? Неизвестно… Месяцы, может быть — годы… Так сводит с ним счеты жизнь.
Вновь звонит телефон. Старик, не поднимая трубки, знает, кто окажется на другом конце провода…
— Джеффри Барнс. Можно начинать операцию по нейтрализации объекта. Жду подтверждения.
И кладет аппарат, не произнеся больше ни слова. Телефон окончательно оставлен на прежнем месте; старик возвращается к прерванному чтению газеты. Но одна мысль не дает ему покоя — об этой девочке, как ее там… Монтейро… вот и ее час настал…
«Почему никто не отвечает? — удивляется Сара. — Как странно…» Нажимает на кнопку и сразу же набирает другой номер. Выжидает несколько секунд. Женский голос произносит: «Абонент временно недоступен, оставьте свое сообщение…»
— Папа… Это я, Сара… — прижимает ладонь к виску. Что за глупость! Конечно же, он узнает ее голос… И продолжает в трубку: — Я позвонила домой, а мне никто не ответил… Свяжись со мной, как только сможешь… Мне нужно срочно с тобой поговорить… Ладно… Пока…
И вновь — за компьютерную клавиатуру. «Мессенджер» на связи. Иконка отца краснеет, виднеется надпись «отключен». «И здесь тебя нет, — думает она, — куда же ты пропал?..»
Девушка пролистывает пожелтевшие листки, затерявшиеся в кипе корреспонденции: отправлены неким Вальдемаром Фиренци. Три страницы на итальянском. Две распечатаны на машинке, начинаются с какого-то номера и непонятных сокращений.
Первый листок расписан в две колонки, они же занимают и половину второй странички. На полях — пометки, сделанные уверенным красивым почерком. В конце стрелка, над которой что-то приписано по-итальянски. Но отчего же именно на этом языке? Первым побуждением было вышвырнуть бумаги в мусорную корзину; все равно, если не указан адрес отправителя, обратно их не отослать. Но Сара случайно повернула конверт так, что оттуда выпал крошечный ключ. Совсем маленький — то ли от чемодана, то ли от сумочки, но не дверной скважины, это точно. Сперва девушка просто запуталась во множестве фамилий на «ко» и «ов», как и в многообразии англо-саксонских и испанских имен. Но ошибки быть не могло: имя — вот оно, подчеркнутое, но приписки рядом нет. Подчеркнуто теми же чернилами, которыми сделаны остальные пометки, и отпечатано на той же машинке, что и весь список. И это имя — Рауль Брандао Монтейро.
«Кто же впечатал сюда фамилию отца?» — недоумевает Сара…
И принимается за изучение следующей страницы: множество каракулей, описок — она сама грешит неточностью, когда слишком торопится. Кто-то из собратьев-журналистов решил подшутить? Трудно сказать… Нет, вряд ли… Отправитель, Вальдемар Фиренци, вовсе не кажется таким уж незнакомцем. Итальянская фамилия, где-то она ее слышала… Хотя самое главное сейчас — дождаться, когда позвонит папа.